– Да ладно? Я был уверен, что у тебя замечательная репутация!
– У меня – да. Но следом за мной обычно появляется Полынь, а это, знаешь ли, не каждая психика может выдержать. В общем, Берти, спасибо за объяснения того, что стоит за утренним заявлением Моргана Великолепного! Теперь я прониклась и преисполнилась, и совершенно согласна с тобой: нам нужна вечеринка.
– Ура! – обрадовался он.
По дороге домой (сама не понимаю, в какой момент я начала так нагло величать шале Гарвуса домом) мы заглянули в Соловьиную Песню и там заказали навынос чуть ли не половину главного трактира.
– Сегодня в девять вечера у нас начнётся традиционный летний фестиваль возле озера, – вежливо сообщил официант, пытаясь заглушить доносящиеся с кухни вопли в стиле: «Ско-о-о-олько блюд надо приготовить?! Что за прожорливые иноземцы!» – Приходите, будет красиво.
– Ох, точно! Обязательно! – воодушевился Берти. И пояснил мне: – Я облизывался на афиши о фестивале, ещё когда уезжал отсюда, и раз уж волею судеб я снова тут, то не собираюсь это пропускать. Поэтому начнём праздновать у Моргана, а потом двинем к озеру.
– Отличный план, – одобрила я. И, прислушавшись к бурному монологу повара, чьи интонации мотались между воодушевлением и ужасом перед предстоящей готовкой, добавила: – А пока, чувствую, нам стоит завести какой-нибудь длиннющий философский разговор… Ждать явно придётся долго.
Берти встрепенулся:
– У меня есть тема! Уже несколько дней о ней думаю, с тех пор как мы с тобой погуляли в Слепке Заклятия.
– Боги-хранители! Звучит опасно. Предупреждаю: на слишком личные вопросы я отвечаю только в присутствии Мелисандра Кеса.
– Э. Почему его?..
– Потому что тогда отвечает он. Про себя. Не затыкаясь и не интересуясь тем, кого вообще-то спрашивали.
– Какими ужасными людьми бывают мои соотечественники!.. Так, ладно, а если к делу: Стражди, расскажи, как шолоховцы воспринимают любовь? Кого ни послушаешь – получается, что вы какие-то психи в плане романтики, отвратительно бездушные. Хочу воспользоваться шансом и разобраться, раз уж передо мной сидит живой лесной экземпляр!
– Ух. – Я отпила принесённый официантом ежевичный лимонад. – И впрямь философский вопрос. Жутковато будет выступать за целую нацию: не то чтобы у нас есть кодекс романтики, под которым мы расписываемся кровью. Впрочем, традиционные взгляды всё же существуют, и я их разделяю.
– Вот и расскажи! – обрадовался Голден-Халла.
Я откинулась на спинке деревянного стула.
– Так, ну, как и большинство шолоховцев, я выделяю три категории романтических чувств. Во-первых, самое частое и стойкое – интерес или привязанность: приятное состояние, когда у тебя внутри что-то расцветает при взгляде на человека и тебе хочется проводить с ним много времени. Во-вторых, влюблённость. Она делает тебя немножечко долбанутым, непредсказуемым и очень счастливым, её можно подхватить, как заразу, потом пройдёт. Например, я очень часто влюбляюсь, но стараюсь по возможности не показывать это на людях.
– Не показывать? – опешил Берти. – Почему?
– В Шолохе это считается хорошим тоном. Для нас влюблённость действительно сравнима с воспалением. Если чешется, почеши, но не расчёсывай до крови прямо на улице. В общем, если влюблённость взаимная и вы оба решили её открыть – это восторг, очень весело, очень запоминается, но нередко быстро прогорает. Если затем влюблённость становится привязанностью, всё отлично. Но чаще после неё остаётся лишь выжженное поле. Поэтому если у тебя с кем-то очень хорошие отношения, ты сто раз подумаешь, прежде чем демонстрировать свои чувства. А то всё может пойти прахом. Легче переждать острый период.
Берти вскинул бровь:
– А что, счастливого конца влюблённость вообще не подразумевает?
– Счастливый конец влюблённости – это переквалификация в любовь. – Я назидательно подняла палец. – Самую редкую и самую сложную категорию романтических отношений.
– Ну-ка?
– Если она случилась – это счастье, и это надолго, но над ней надо работать, не то она умрёт. В Шолохе не принято искать и растить свою любовь, пока ты молод: ведь потом ты от неё, кхм, не избавишься. Эта штука будет торчать посередине твоей жизни, как второй хребет, – и всё… Помнишь, Силграс говорил, что всегда чувствует гору Осколрог? Вот так ты всегда будешь чувствовать свою любовь. Любовь – сокровище. Её берегут, но о ней не говорят с чужими.
Я допила лимонад, поскребла соломинкой о дно стакана.
– Что ещё добавить, хм. Ну, надо учитывать, что брак в Шолохе – это в первую очередь чисто социальное партнёрство. Хорошо, если он построен на привязанности, опасно – если на влюблённости, потрясающе – если на любви. Собственно, поэтому большинство и стремится заключать браки как можно позже (королевской семьи и политиков это не касается): чтобы они были не просто сделкой.
Голден-Халла хотел что-то сказать, но я подняла ладонь, останавливая его.