Долина Колокольчиков

– Соома – очень сильная охотница! – быстро и без предисловий затараторил он, едва приблизившись к нам. – Я не думаю, что с ней случилось что-то плохое. Скорее всего, то, что она не возвращается – это её выбор.

– Ты имеешь в виду, что она просто не хочет идти обратно? – прищурился Голден-Халла.

– Хочет! Она бы меня не бросила просто так. Я – её единственный племянник. – Оэло торопливо поклонился, будто ещё раз представляясь. – Но кто-то другой мог попасть в беду, и Соома не уйдёт, пока ему не поможет.

– Например?

Оэло задумался.

– Каждый охотник Овердила добывает пыльцу по-своему. Кто-то – из камней и кристаллов, другие – из цветов и трав. Охотники держат свои способы в секрете, поэтому Магистр не мог рассказать вам о них. Но я знаю, что Соома набирает пыльцу из шерсти и рогов каких-то животных. Возможно, это даст вам подсказку? Пожалуйста, верните мою тётушку!..

И едва он договорил, как одна крохотная и непонятная деталька, вот уже несколько часов болтавшаяся у меня на краю сознания, будто камешек в морском прибое, с приятным стуком встала на место.

Я ахнула:

– Молодец, Оэло! Думаю, я знаю, как найти Соому! Только… Можно я попрошу тебя кое о чём в ответ?

Оэло удивлённо моргнул, а потом старательно закивал своей хорошенькой головой.

Я вытащила из складок одеяния шар-имаграф – такой же лежал в кармане моей шуфы, и после преображения я с удивлением обнаружила, что теперь у меня появился его бесплотный аналог. Я рассказала стражу, как сделать кадр с помощью магического шара, и поклялась звёздами, луной и собственными сновидениями, что эта магия не принесёт Овердилу вреда.

– Мы просто подарим этот шар нашему другу внизу, который не смог подняться, – объяснила я. – Выбери какое-нибудь красивое место, хорошо, Оэло?

И, дождавшись тоненького «Этот ученик сделает, как вы велите, госпожа!», я схватила Берти за руку и под его крики помчалась вниз, перепрыгивая ступени ещё более лихо, чем прежде Оэло, то и дело чуть ли не слетая в переливающееся северным сиянием небо и всякий раз лишь в последний момент ухватываясь за лестничный столб.

Это было безумие, да. Но безумие того счастливого рода, которое никак нельзя упускать.

Где-то метрах в тридцати над землёй мы с Берти совсем рехнулись. Точнее, рехнулся Голден-Халла – а я отчего-то позволила ему это.

– Не будем беспокоить Моргана почём зря! – заявил он и вдруг, не отпуская моей руки, мощным прыжком оттолкнулся от зазвеневшей ступеньки и сиганул… Прямо в никуда.

С лестницы – вбок и вниз, в сторону кудрявых лесных крон, шелестящих под нами безграничной ночной песнью.

Я захлебнулась ветром, ужасом и восторгом одновременно. На фоне огромной луны, всё никак не желавшей покидать заколдованное небо, мы летели двумя силуэтами в развевающихся одеяниях.

Мой тюрбан размотался, взметнулся за спиной прозрачной тканью, которая теперь колыхалась среди ярких созвездий, будто медуза – в океане, усыпанном планктоном. Голден-Халла оглянулся на меня, сильнее сжал мою ладонь и улыбнулся так беззаботно, будто всё это было его любимым сном, куда он по особому разрешению небес вдруг смог пригласить подругу.

– Помнишь тот утёс, на котором мы заметили остановку времени? – крикнула я сыщику, когда деревья выстелились у нас под ногами. – Давай полетим туда, Берти!

– Хорошо! Прыгни как следует! – велел он и сам с силой оттолкнулся от ветви дуба, как по заказу нырнувшей нам навстречу.

И вновь мы беззвучно взмыли вверх над ночной рощей, вспугнув птиц перелеска и заставив деревья взволнованно зашептаться: кто здесь?..

– Как ты думаешь, мы сможем перелететь небольшую пропасть? – оглянулся Берти несколько прыжков-перелётов спустя. У него теперь тоже не было тюрбана, и красно-рыжие волосы танцевали за спиной, будто пламя.

– Н-не знаю! – призналась я. – Но давай считать, что сможем! Потому что я ни за что не соглашусь спускаться и идти пешком! Причём не только из-за экономии времени, просто это ощущение… Я не хочу терять его! Теперь я понимаю, почему мой наставник так свихнут на полётах!

Голден-Халла рассмеялся и неожиданно отпустил мою руку.

– Я точно смогу!.. – горделиво заявил он, и, не успела я подумать: «Он меня бросает, серьёзно?», как на следующем крупном дереве Берти сделал неожиданный прыжок вбок, гася этим инерцию не так сильно, как это произошло бы при остановке, а затем… А затем я почувствовала его руки: одна обхватила меня за талию, пальцы второй переплелись с моими – будто в танце.

– Так что ты будешь моей «плюс один», госпожа Страждущая, – шепнул Берти мне на ухо. – Три, два…

– Один! – подхватила я.

«А-а-а-а-а-а!!!» – восторженно закричали мы оба, когда наши сотканные из света тела перелетали глубокую, узкую, холодом тянущую на дно пропасть.

Это было незабываемо! Такой полёт!

У меня перехватило дыхание, а сердце, кажется, и вовсе остановилось. И сами невероятные ощущения, и радость оттого, что я могу разделить их с Берти, и ликование той вечной частицы меня, которая представляет всё со стороны, рисуя происходящее, как художник, и описывая, как поэт, – всё это вызывало чистую эйфорию…