Долина Колокольчиков

– Aeuna! – попросил всё тот же жёлто-лиловый и, развернувшись, вдруг легко вспрыгнул на крышу ближайшего здания и побежал по его коньку прочь. Полы его платья колыхались, будто под водой.

Его коллега, одетый в малиновое, меж тем крикнул нам:

– Lae, lae! – после чего нетерпеливо схватил нас за руки и потащил за собой.

Его прикосновение было похоже на весенний ветер, танцующий на берегах реки Нейрис: прохладный и лёгкий, бестелесный и одновременно с тем упругий. Пальцы стража, казалось, могли провалиться сквозь моё запястье: касание было лишь немногим материальнее, чем объятия призрака.

Берти завороженно осматривался.

– Не знаю, что именно здесь происходит, – сказал он, – но они явно чем-то взволнованы.

Страж в малиновом вывел нас на квадратную площадь, по бокам которой высились причудливые дома с огромным количеством медленно кружащихся флюгеров, а в центре находился фонтан, в котором вместо воды разливались чистые потоки света.

Наш спутник так же непринуждённо, как его предшественник, взлетел с сияющей брусчатки на верхушку фонтана и, прижав руки ко рту, начал что-то быстро говорить горожанам, которые со всех сторон стекались на площадь и выстраивались вдоль домов. А некоторые – на крышах и на карнизах. Гравитация всем этим ребятам была нипочём. Я сама тихонько попробовала подпрыгнуть, втайне надеясь, что получится выше обычного, но, увы, единственным итогом моего прыжка было то, что, приземлившись, я на несколько сантиметров провалилась сквозь мерцающую брусчатку. Берти мгновенно выдернул меня, но экспериментировать что-то перехотелось.

Со звуком здесь тоже происходило нечто странное: с одной стороны, город утопал в молочной тишине, сравнимой с плотным молчанием туманов междумирья, а с другой стороны, голоса местных звучали как колокольчики, и после каждого слова ещё долго слышалось мягкое, танцующее, как на кошачьих лапках, эхо.

Понимая, что все мы, видимо, ждём возвращения «лилово-жёлтого» стража, я тем не менее не хотела делать это молча.

– Хей! – окликнула я «малинового», который тотчас послушно слетел обратно на землю. Я прижала руку к груди. – Тинави.

Потом указала на Берти:

– Берти.

– Берти, – подтвердил сыщик и ткнул пальцем в меня. – Тинави!

Возможно, мы выглядели как идиоты, но идиоты доходчивые.

Страж кивнул и, коснувшись своей груди, низко поклонился – видимо, у них было принято так.

– Oelo, – сказал он. Потом обвёл рукой площадь. – Huuwa Overdil.

– Значит, я прав! – тотчас выдохнул Берти. – Эх, жаль вслух не предположил – ты теперь не поверишь, что я догадывался заранее! – И, поймав мой недоумённый взгляд, он взбудораженно затараторил: – Мы в Овердиле, Тинави. Он же – Город Бликов! Ты когда-нибудь слышала о нём?

Я помотала головой.

– Я бы и сам не знал об этой легенде, но, когда работал в Академии Буре, мои студенты делали спектакль о Городе Бликов. Песнь об Овердиле – это забытое сказание, которое повествует о небесном граде, иногда появляющемся посреди ночного неба. Оно давно перестало быть популярным, и о нём не помнят нигде, кроме… острова Этерны. Местным оно очень нравится: будучи жителями крохотной и древней земли, они с пиететом относятся к любым другим подобным территориям.

– Так-так-так! И о чём же говорится в этой песне?

– Оригинальный сюжет я не помню, так как мои очаровательные ученики переписали его под себя, впихнув туда кучу драмы, и у меня в голове застряла их надрывная версия, вобравшая в себя все возможные клише и «слезодавилки» – ох уж эта молодёжь, так яро требует крови, да?.. Вроде бы сам Овердил – это город, который существует одновременно наяву, на изнанке реальности и во сне, а потому – нигде по-настоящему. (Не спрашивай меня, что это значит, я понятия не имею.) Однако изредка, по ночам, Овердил появляется над горами целиком и отправляет на землю своих охотников, которые добывают для него некую таинственную пыльцу, необходимую для его хоть-сколько-нибудь-осязаемости.

Я внимательно слушала Берти, но ещё внимательнее его слушал Оэло.

«Малиновый» страж явно ни праха не понимал, но стоял, настолько любознательно наклонив голову и чуть ли не уши навострив под тюрбаном, что было видно – он очень-очень старается вникнуть в монолог Голден-Халлы! Так ведут себя некоторые щенята. Я невольно умилилась, и Оэло, поймав мой взгляд, мигом наклонил голову в другую сторону и прищурился, став ходячим воплощением слова «старательность».

Впрочем, уже мгновение спустя он вытянулся по струнке и так гордо вскинул подбородок, что несколько лент, украшавших его тюрбан, взвились в воздух.

К нам, в сопровождении лилово-жёлтого стража, шёл житель города, который явно занимал высокий пост. Его белоснежное одеяние было расшито чёрными кругами и спиралями, которые постоянно двигались, сжимаясь и расширяясь, а из-под сапог при каждом шаге взмывали облачка.

Если черты лица стражей были более или менее ясными, то его лицо было почти пустым и этим вызывало смутное беспокойство – будто ты смотришь в глаза тумана.