Что ж, ему есть хотя бы за чем спрятаться от толпы любопытных зевак... Элизабет повезло меньше. Она так и представляла мысли в головах присутствующих: «Чем эта бессовестная Хэмптон могла заслужить столь выгодную партию? Что привлекло в ней молодого Аддингтона: уж не ее ли скандальная репутация? Подобное к подобному притягивается».
Отец, между тем, подвел ее к будущему супругу, и пальцы Аддингтона стиснули ее ладонь.
Лиззи подумалось, что в жесте поддержки, хотя, конечно, он лишь утверждал свою власть. Вцепился в нее, словно коршун в добычу... Подвел к скамье, и они сели.
Служба началась. Пастор Ридинг пространными словами объяснил, что такое брак, и подошел к ним, слегка поклонившись мистеру Аддигтону:
– Я прошу и требую от вас обоих (как в страшный день суда, когда все тайны сердца будут открыты): если кому-либо из вас известны препятствия, из-за которых вы не можете сочетаться законным браком, то чтобы вы признались нам, ибо нельзя сомневаться в том, что все, кто соединяется иначе, чем это дозволяет слово божье, богом не соединены и брак их не считается законным.
Он замолчал, как того требовал обычай, и под сводами церкви повисла гнетущая тишина.
Как бы Элизабет хотелось, чтобы нашелся хоть один довод супротив, чтобы хоть кто-то прервал этот священный обряд своим: «Брак, лишенный сердечной привязанности, не имеет право осуществиться», и она вернулась домой Лиззи Хэмптон, как и была прежде.
Однако никто так и не возразил, и священник продолжил:
– Хотите ли вы, Джеймс Фредерик Аддингтон, взять в жены присутствующую здесь женщину?
– Хочу.
– Хотите ли вы, Элизабет Элеонора Хэмптон, взять в мужья присутствующего здесь мужчину?
– Ххочу.
– Итак, властью, данной мне святым нашим господом и королем, объявляю вас, Джеймс Фредерик Аддингтон, и вас, Элизабет Элеонора Хэмптон, законными мужем и женой.
Все остальное проходило словно в тумане: поздравления и пожелания счастья, объятия и многозначительные похлопывания по плечу, уверения в вечном почтении и приглашения в дома, двери которых еще вчера были для Лиззи закрыты. Только долгие выучка и воспитание позволили ей выдержать все это без учиненного скандала... К тому же, на целую минуту, но Хелен стиснула ее в своих объятиях:
– Я так рада за тебя, дорогая. Рада, что все столь счастливо разрешилось! Мне тебя очень не хватало.
– Счастливо ли? – не смогла ни заметить подруга. – Я совсем не люблю этого человека.
Хелен ее признание не смутило:
– Любовь не всегда сопутствует браку, однако это не мешает обоюдному счастью супругов.
Элизабет совершенно этого не понимала: верно, сказывался пример родителей, души друг в друге не чаявших. Она все еще помнила их тихие разговоры у камина, мамин смех, вызванный отцовскими шутками, и глаза обоих, так и светившиеся взаимным чувством.
О таком же она мечтала и для себя...
– Мы уезжаем, – поведала она Хелен. – Завтра в это же время меня в Колчестере не будет...
– Говорят, вы едете путешествовать.
Глаза Хелен возбужденно горели, и Лиззи не хотелось ее огорчать, однако это была их последняя встреча перед долгой разлукой, и проститься следовало как должно.
– Мы едем в Уэльс, – сказала она. – Мистер Аддингтон приобрел там имение близ Кардиффа, и желает, как можно скорее приступить к работам по дому.
– Уэльс, – ахнула подруга. – Это же самый край света! Разве вы не едете в Лондон, чтобы насладиться театральными постановками и светскими раутами в богатых домах? Он не может на самом деле лишить тебя всего этого.
И Лиззи покачала головой.
– Так даже лучше, поверь мне: скрыться ото всех глаз, позволить Аддингтону заниматься делами... – «Не мной» мысленного закончила она.
В этот момент их оттеснили друг от другу другие поздравляющие, и последним, что успела шепнуть Хелен, было: «Пиши мне каждую неделю. Не забывай!» Лиззи пообещала именно так и делать.
В Ферингтон-холле был устроен по случаю праздничный обед. Приставленная к Элизабет горничная помогла ей надеть новое платье, подарок супруга, как пояснила она, и девушка, наблюдая, как споро она справляется с завязками корсета, взгрустнула о Кэтти, их с Хелен невольной пособнице и ее доброй наперснице.
– Прикажете заколоть волосы чуть выше или опустить их к ушам? – осведомилась девица сугубо деловым тоном. Лиззи велела ей поступить так, как она сочтет нужным... Собственная прическа волновала ее меньше всего. Все ее мысли были сосредоточены на ужине с новоиспеченными родственниками, потребующим, как она в том не сомневалась, воистину героических выдержки и терпения.