– Естественно. И, полагаю, Джонатан был этим страшно недоволен. Бартоломью ничем не провинился перед ним. Я думаю, что Смолл просто связал бы его. Зачем ему понапрасну совать голову в петлю? Нет, он здесь ни при чем. Но он не мог ничего поделать, здесь сработали дикарские инстинкты его сообщника. Ну а дальше все просто. Джонатан Смолл берет сундук с драгоценностями, спускает его на землю, затем спускается сам. Такова, по моему мнению, и была последовательность событий. Что касается внешности Смолла, то это человек средних лет. Загорелый, если учесть срок, который он провел в Андаманском пекле. Рост его легко высчитывается по ширине шага. Кроме того он носит бороду. Кстати, растительности у него на голове и лице много, это заметили сыновья Шолто, взглянув в окно. Ну, как, все ясно?
– Неясно, кто его сообщник.
– А, сообщник, – Шерлок усмехнулся. – Здесь тоже нет большой тайны. Но я не буду вам ничего о нем рассказывать, вы сами вскоре его увидите. Как все-таки хорош утренний воздух. Взгляните на эти прелестные облака. В первых лучах солнца они напоминают розоватые перья гигантского фламинго! А вон и край яркого солнца, восходящего над серым, туманным Лондоном. Оно льет свой свет на многих людей, но, уверен, среди них нет сейчас никого, кто бы спешил по более странному делу, чем мы с вами. Сколь же убоги и беззащитны людишки с их мелочными амбициями и жалкими устремлениями перед лицом могучих Стихий! Ну, как, постигли своего Жан Поля?
– Почти. Карлайл заставил меня вновь вернуться к нему.
– А, попали из огня да в полымя. Есть у него одно довольно оригинальное, но совершенно справедливое наблюдение. Он говорит, что основным доказательством подлинного величия человека является сознание своей ничтожности. Как видите, оно вступает в конфликт с другим качеством любого индивида – неистребимым желанием давать сравнительные оценки, и поэтому, собственно, и является признаком благородства. Да, в сочинениях Рихтера можно найти пищу для размышлений. Кстати, а револьвер у вас есть?
– Мне вполне хватит трости.
– Вот как? Полагаю, оружие нам понадобится. Вы берите на себя Джонатана Смолла, а я – его сообщника. Если тот попытается что-нибудь предпринять, я его немедленно пристрелю.
Говоря это, Шерлок вытащил револьвер, сунул в барабан две пули и положил заряженное оружие в правый карман пиджака.
К тому времени Тоби завел нас в один из пригородных районов. Мы шли по неширокой улице, ведущей к центральной части Лондона. Все чаще навстречу нам попадались люди. Стучали ставни открываемых окон. Неопрятные женщины мели ступеньки лестниц и тротуар. Открылись двери мелких лавочек и питейных заведений. Из последних выходили, вытирая рукавами бороды, мастеровые с помятыми, хмурыми лицами. Кое-где из домов выскакивали тощие, драные собаки и пристально глядели нам вслед. Наш неутомимый Тоби не обращал на них никакого внимания. Все так же уткнув нос в землю, он упорно двигался вперед, ни на шаг не отклоняясь ни влево, ни вправо. Иногда там, где запах был особенно силен, он фыркал и мотал мордой.
Так мы миновали Стритхэм, Брикстон, Кембервелл и очутились на Кеннингтон-лейн, расположенной у восточной части Кеннингтонского стадиона позади множества кривых неопрятных улочек. Смоллу и его сообщнику пришлось долго кружить по неприглядным районам, опасаясь возможного преследования. Они никогда не шли главной улицей, если можно было двигаться в нужном направлении боковыми путями. В конце Кеннингтон-лейн они неожиданно свернули налево, на Бонд-стрит и Майлз-стрит. Там, где последняя сливается с Найтс-плейс, Тоби остановился, а затем, встревожено подняв одно ухо, начал метаться по сторонам. Мы поняли, что пес запутался и не знал, куда ему идти. Он кружил на месте, время от времени поднимая удивленную морду. В глазах Тоби была растерянность. Мы отвечали ему сочувственными взглядами.
– Что за черт, – недовольно пробормотал Холмс. – Куда ж они подевались? Уехать на кэбе они не могли, взлететь на воздушном шаре – тоже.
– Может быть, они некоторое время постояли здесь? – предположил я.
– А, нет, все в порядке, – облегченно произнес Холмс, когда пес снова взял след.
Тоби взял его столь решительно, что нам пришлось бежать на пределе своих возможностей. Тоби рвался вперед с такой настойчивостью, какой до этого момента не проявлял. А энергии его позавидовала бы и лошадь. Похоже, что запах стал проявляться значительно сильнее, чем прежде. Тоби рвал поводок и, не будь мы сильнее его, унес бы нас за собой. По усилившемуся в глазах Холмса блеску я понял, что наше путешествие приближается к финальной его части – схватке с преступниками.