Doll Хаус. Собиратель кукол

Я глажу ее руку и заглядываю в полные страдания глаза.

— Что ты несёшь? Я люблю тебя! Мы поклялись перед богом, что будем вместе в болезни и здравии. И я не трус какой-нибудь, чтоб бежать от проблем!

— Прости, Фрэнни, просто это так внезапно свалилось. Я надеялась подарить тебе ребёнка…

Мне и самому хочется плакать, но я держусь ради неё. Крепко обнимаю судорожно вздрагивающие плечи и ласково приговариваю:

— Ещё подаришь.

Кэтрин рыдает у меня на груди, а я думаю, как теперь с этим жить. Моя мать сгорела от рака пять лет назад. Я знаю, через что ей предстоит пройти. Смерть и тлен преследуют меня по пятам. Это наказание за то, что я не смог стать ей хорошим мужем. И за то, что не могу поймать его.

Глава 7. Изгнанница

Эта девка заполучила Митчелла, но я не доставлю ей еще большей радости и не разревусь. Она ни на минуту не поверила, что я его сестра. Я это увидела по глазам. Наглым глазам распутной девицы. Каждый шаг, каждое движение происходит, как в замедленной съемке. Наконец, я захлопываю дверь, и то, что позволяло мне держать лицо, рушится как карточный домик. Слезы потоками лавы бегут по щекам. В груди жжет так сильно что, я боюсь опустить глаза и увидеть там обугленную дыру. Ну и пусть! Если от сердца останется только пепел, будет не больно. Правда ведь?

Я ненавижу Митчелла так сильно, что готова бежать из его дома со всех ног. И люблю. Люблю наотмашь и смогу вытерпеть все, лишь бы не прогнал совсем. Он попросил меня вернуться. Я вернусь! Буду следовать за ним тенью, и смотреть, как он счастлив с другими. А они с ним. Придет день, и Митчелл все-таки женится. Тогда я стану совсем не нужна. Я ж ему никто. Чужая приблудная девчонка. То, что сейчас между нами, не может длиться вечно. Я могу сколько угодно притворяться, что он мой и путать милосердие с любовью. Могу хвататься за него и безмолвно молить глазами о любви. Правда в том, что наше время на исходе, и скоро я опять останусь одна. Я всего лишь безродная бродяжка, которая не вписывается в его лощеный образ жизни.

Мне не впервой терять человека, который мне нравится, и который относится ко мне по-особенному.

Память как машина времени. Что-то щелкает в голове, и ты оказываешься совсем в другом моменте. Влажный запах свежескошенной травы залезает в нос и горло помимо воли. Длинная черная юбка поднята выше колен и заткнута за пояс передника, чтоб не путалась под ногами, рукава засучены, а чепец валяется на земле. Правда, мать запрещает его снимать, говоря, что это неблагочестиво. Я не совсем понимаю, что это значит, но знаю, что бог карает женщин, которые втихомолку стягивают с себя чепцы.

Я бросаю косу на землю и дотрагиваюсь до вскрывшихся мозолей на ладонях. Желтые волдыри стали красными и сочатся жидкостью. Я достаю из кармана передника кусок тряпки, которым утираю пот, и обматываю левую ладонь. Пользоваться левой, рукой, как основной, тоже против правил. Если я беру ложку в левую руку, а не в правую, как все нормальные люди, тут же получаю удар ивовым прутиком. Вжик. Боль прожигает до костей.

Я вновь берусь за косу и размахиваюсь получше, чтоб захватить как можно больше травы. Мне нужно накосить полную повозку, и только потом мы с Хэтти, хромой рыжей кобылой, повезем ее на конюшню. Ненавижу лошадей. Всех, кроме Хэтти. Мы с ней дружим, потому что остальные знаться с нами не хотят.

Луг, куда меня сегодня отправили косить, находится впритык к границе с внешним миром. За забором кончаются земли общины, и начинается нечто для меня неведомое.

— Эй, — слышу я незнакомый голос за спиной.

Оборачиваюсь и вижу мужчину. Внутри все замирает то ли от страха, то предвкушения чего-то нового и волнующего. Этот человек пришлый. Это легко понять по его чудному костюму и чисто выбритому лицу. Левая ладонь плотно прижата к боку, а на светлой ткани проявляется багровое пятно.

Я почти перестаю дышать, покрепче вцепившись в рукоять косы. Раздумываю: припугнуть его косой бритвенной остроты или бросить ее и бежать домой, чтоб рассказать взрослым, что в общину вторгся чужак. Но вместо того, чтоб сделать хоть что-то, я просто стою и пялюсь на него. Глаза у человека незлые. Грустные. Еще бы не грустить с такой-то раной. Возрастом незнакомец, примерно, как мой старший брат.

— Не бойся меня, малышка. Я не причиню тебе вреда. Пожалуйста, не кричи! Мне нужна помощь. — Слова вылетают из его рта очень медленно.

Он первый, кто сказал, мне что-то ласковое. Чужак.

Парень падает на колени и смотрит на меня, как Хэтти, когда хочет морковку. Хоть мать и повторяет постоянно, что я никчемная, я решаюсь на первый за все четырнадцать лет отважный поступок. Всю жизнь мне хотелось сделать нечто такое, что строго-настрого запрещено. Вот он, мой шанс!

Я бросаюсь к нему и, не говоря ни слова, беру руку парня и кладу ее себе на плечи. Он, издав почти звериный рык, поднимается на ноги, и я веду его к повозке. Каждый шаг дается раненому тяжело. Да и мне, тщедушной девчонке, непросто тащить на себе взрослого парня.

Он падает в повозку, и я укрываю его свежескошенной травой.