Doll Хаус. Собиратель кукол

Я встаю и прямо на голое тело натягиваю белый костюм, который используют чистильщики. Я не суеверен и не боюсь мертвецов, так что не утруждаюсь тем, чтоб закрыть ей глаза. Поднимаю труп на руки. Мертвое тело всегда кажется более тяжелым. Это как нести мешок с сырым песком.

Я погружаю труп в подготовленную ванну, беру бутыль с отбеливателем и выливаю в воду щедрую порцию. Надеваю толстые резиновые перчатки по локоть и хирургическую шапочку, чтоб не оставить лишних волос на теле. Зачерпываю воду пригоршнями и заливаю во все еще приоткрытый рот. Моя ДНК осталось не только у нее во рту, и я запускаю руку под воду. Делаю все возможное, чтоб избавить ее от всех своих следов, которые могли остаться внутри тела.

После ванны я кладу Эмми на прозекторский стол. Скальпелем делаю надрез на шее. Бордовая струйка лениво бежит по столу и скрывается внутри желобка с жалобным хлюпаньем. Здесь раньше была главная ванная, и кровь и прочие жидкости утекают в канализацию. Когда все закончится, останется только пролить стол и полы водой с дезинфицирующим средством.

Скальпелем рассекаю кожу на груди и углубляю надрез, пока лезвие не натыкается на кость. Тогда я беру костную пилу и, хорошенько надавив, рассекаю грудину.

Дверь приоткрыта, и мне кажется, что я слышу шорохи. Глупости. Им неоткуда взяться.

Выглядываю в коридор. Тут же натыкаюсь на Бекки, которая стоит словно вкопанная в нескольких шагах от меня. Что же ты тут делаешь, крошка? Я же так просил погулять подольше.

Что будет дальше? Побежишь? А что насчет меня? Кинусь следом в окровавленном костюме? Мне так страшно, что ты растворишься в темноте, и мы больше никогда не увидимся. Закричишь и позовешь на помощь? Давай!

Вместо этого она падает как подкошенная. Так нелепо садится на попу, как маленький ребенок. Губы почти бескровные, лицо разом лишилось красок, на лбу — крупные капли пота. Так испугалась меня?

— Ты теперь меня убьешь? — спрашивает она и извергает на ковёр содержимое желудка.

Я сажусь рядом и отбрасываю костную пилу в сторону.

— Нет конечно!

— Мне так больно, что лучше бы убил.

Бекки зажимает руками бок. Как я мог проглядеть? Она же жаловалась утром на боли в животе. Из-за моего безумия девочка может погибнуть. Я погубил ее в тот день, когда спустил в унитаз таблетки. Нет. В тот день, когда привел ее в свое логово.

— Где именно болит? — спрашиваю я, холодея от ужаса.

Бекки осторожно ощупывает нижнюю часть живота, и я понимаю, что у нее аппендицит. Времени мало. Надо решаться: спасать ее или свою шкуру. В конце концов, нет ничего плохого в том, что меня, наконец, поймают. Пусть расскажет копам, и всем кончится.

— У тебя аппендицит. Потерпи немного! Я сейчас.

Я, спотыкаясь, бегу к себе. Меня не беспокоит, что на столе лежит полувскрытый труп. Я боюсь, что не успею помочь ей. Я стаскиваю с себя костюм, натягиваю первое, что попадается под руку. Наспех стираю кровь с лица влажными салфетками и мчусь обратно.

Бекки сидит на полу, сжавшись в комочек, и дрожит. Я не знаю, как к ней подступиться. Пытаюсь поднять, взяв под подмышки, но она громко вскрикивает и тут же зажимает рот руками. Тогда я меняю стратегию. Подхватываю ее на руки и с ключами в зубах осторожно несу девочку к выходу.

Несу Бекки как драгоценный сосуд. Внутри ее тела сейчас тикает бомба замедленного действия. Маленький отросток наполняется гноем, и с каждой секундой раздувается все больше. Одно резкое движение и вместилище гноя лопнет. Тогда эта кишащая смертельными бактериями масса хлынет в брюшную полость.

— Митчелл, оставь меня! Уберись там, — шепчет она, обжигая шею дыханием.

— Нам нужно быстро добраться до больницы. Не говори, береги силы.

Дорога от входной двери до машины кажется бесконечной и сложной как полоса препятствий. Усаживаю ее на пассажирское сиденье и пристегиваю. Она вскрикивает, когда полотно ремня касается живота.

Гоню, выжимая из двигателя максимум. Бекки вскрикивает каждый раз, когда мы наезжаем на неровность дороги.

— Давай вернемся, — умоляет она, схватив меня за руку. — Мне уже почти не больно.

— Черт, Бекки, это хреново. Перитонит начался.

Не больно, потому что гной нашел выход. Капсула лопнула, и сейчас ее брюшная полость наполняется гноем. Перитонит убивает быстро. Я продолжаю вдавливать педаль газа в пол, но мы все равно плетемся как в замедленной съемке.

— Митчелл, если я сейчас умру, то точно попаду в ад. — Она выдает слова порциями, между приступами боли.

— Что за глупости! — говорю я спокойно, но голос все равно срывается.

— Отец говорил, что если перед смертью не исповедоваться, попадешь в ад.

— Ты не умрешь, — твердо говорю я, пропустив мимо ушей религиозный бред.

— Мне было так больно. С таким не живут, — говорит Бекки, и я почти чувствую ее боль.

— Ты мне веришь, правда? — спрашиваю я. Хотя как она может мне верить, если я врал о том, кто я есть, скрывал свою звериную натуру?

— Верю, — выдыхает она и судорожно сжимает мои пальцы.