– Не жалуется, – с сожалением произносит Одинцов. – До сих пор не понимаю, как она могла променять тебя на какого-то торгаша, – качает головой. – Девочка… – скептически цокает. – Держал и направлял ее, как мог. Но дура, что с нее взять. Наплачется еще.
– Не преувеличивайте. Я наводил справки, да и проверка показала, что у ее мужа перспективный бизнес. Если любит, примите ее выбор и отпустите ситуацию.
– Всегда поражался твоему благородству.
Снова улыбаюсь. Да, я хотел жениться на его дочери, у меня был немного иной план, более изощрённый. Но Варваре зла не желал. Девочка еще. Глупая, наивная, она не в ответе за грехи отца. Я бы ее не обидел. Опустил бы со временем. Но сложилось иначе. Сначала хотел уничтожить ее мужика. По сути, сам того не подозревая, он встал на моем пути. Но потом пожалел их. Пусть живут. На мне и так много грехов. Да и Одинцов, идя на поводу у дочери и матери, попросил меня отступить. Не мог сделать по-своему. В его глазах я пока должен быть ангелом. И вот я почти свечусь святостью, ужинная этим вечером с Одинцовым.
(Всем, кому интересна история дочери Одинцова, Варвары, приглашаю в роман «Слепая ревность»).
– Ну что вы. Она меня так и не полюбила, зачем девочке такая участь? Я умею принимать поражения, – зарабатываю еще один плюс в свою копилку. Одинцов должен мне доверять, как себе. Что он, в принципе, и делает. И ведь умный мужик. Много добился, шел по головам, но оступился. Знал бы он, чей я сын, ужаснулся бы.
– Ладно, оставим это уже бесполезный разговор. Ты мне лучше вот что скажи. Должность у тебя хорошая, но не засиделся ли ты в кресле прокурора?
– Всему свое время, – опускаю приборы, откидываясь в кресле.
– Но у тебя все схвачено? Если нужна помощь – обращайся.
Киваю. Скоро ему понадобится помощь. Но никто не поможет. Кусаю щеки изнутри, чтобы не оскалиться.
Одинцову кто-то звонит, а я отворачиваюсь к окну, думая о том, как невыносимо сидеть за одним столом с врагом. С тем, кому хочется свернуть шею одним резким движением. Только удовлетворения мне это не принесёт. Я не хочу его смерти. Я хочу его падения и жалкого существования, а там он сам застрелится.
Слышу смех. Очень знакомый смех. В первые секунды мне даже кажется, что этого не может быть. Лиса была настолько разбита и подавлена, вряд ли будет развлекаться. Я, в конце концов, дал ей время побыть наедине с собой. Я слишком давлю. Елена всего лишь женщина, несмотря на кажущуюся дерзость, слабая женщина. Уязвимая. От ее душевного равновесия зависит вся пьеса. Хотя… Это я себя обманываю. Не в этом дело. Тут все гораздо глубже. Меня с ней связывает нечто другое…
Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что это все же не она. Но мне не кажется…
Это Лиса.
Сука!
Какая же она всё-таки дрянь!
Дерзкая рыжая дрянь. Актриса, мать ее! Изобразила депрессию, чтобы встретиться с мужиком. Маленькая, хитрая шлюшка! И ведь я повёлся. Поверил, как идиот.
Стискиваю челюсть, осматривая пару. На Лене, как всегда, яркое безвкусие. Какое-то радужное платье с открытыми плечами. Но в Лисе есть стать и женственность. Парадокс в том, что даже вот это безвкусие она умеет носить так, что ей идет. Привлекает внимание. Чертова ведьма. Рядом с ней тот самый дипломат. Да, я навел справки, мне важно знать, кто крутится рядом с ней. Я знаю о Лисе гораздо больше, чем она думает.
И вот этот смазливый мудак обнимает Елену за талию и ведёт ее к заказанному столику. Смотрит на нее так, словно имеет на это право.
– Зайди ко мне во вторник, обсудим дело Терентьевой. Там хищение в крупных размерах, но есть смягчающие обстоятельства, – говорит мне Одинцов, киваю, пытаясь выглядеть сдержанно, хотя все мое внимание привлекает пара, которая меня не замечает. Нутро начинает гореть от ярости. Ты ему недавно улыбалась в телефон? Завела мужика? Тогда ты шлюха, Лиса. Трахаешься со мной, а встречаешься и улыбаешься с другим. Это низко. Ненавижу шлюх. Я ими брезгую. И дело даже не в ревности, дело в ее лжи. Больше, чем шлюх, я ненавижу, когда мне лгут.
Делаю несколько глубоких вдохов, прикрываю на мгновение глаза, пытаясь все переварить. Ни хрена не переваривается. Не могу вот так взять и проглотить ее фальшь и попытку мной манипулировать. Я давал тебе пару дней на душевное равновесие, а ты взяла их на блядство. Опять я мудак, а ты святая?
– Ну что же, мне пора, – сообщает Одинцов, поднимаясь с места.
– Доброго вечера, – поднимаю и жму руку. – Я еще останусь, выпью кофе. Нужно кое-что решить.
– Всегда восхищался твоей работоспособностью, – Одинцов хлопает меня по плечу и удаляется.
Заказываю себе кофе, присаживаясь на место Одинцова, чтобы лучше видеть Елену и ее мужика. Такие слащавые и сладкие, что меня начинает тошнить. Он смотрит на нее с обожанием и нежностью. Реально готовый целовать землю, по которой она ходит.
Разве ты этого хочешь, Лиса?
Тебя привлекают вот такие ванильные обожатели?