Должница

Запахиваю кардиган, пытаясь скрыться от прохладного ветра. Ну почему в женской голове все так сложно? У мужчин все куда проще. Трахнул одну, другую, третью и всех на свалку. Вперед покорять горизонты! Достоинство не сотрется. Наоборот, это все гордо называется «опытом». Он самец. А если женщина впустила в свою постель мужчину, он почему-то через нее попадает прямо в душу и застревает там надолго.

Боже, как это все тяжело!

Невыносимо!

Я не собираюсь убегать. Я на крючке.

Но почему-то не могу остановиться. Иду и иду вперед по незнакомой темной улице, сама не зная куда. Мне нужно все это пережить и забыть. Но как? Запускаю руки в растрепанные ветром волосы и внутренне кричу.

Чертов Паук!

Ненавижу его!

Внутри все горит от ревности, злости, несправедливости и неприятия!

Я реально что-то к нему чувствую?

Лена, ты окончательно спятила!

Тебя надо лечить. Причем принудительно и немедленно. Иначе болезнь может стать фатальной.

Ну вот за что мне это!

Ой, мамочка!

Глаза жжет от подступающих слез, но я зажмуриваюсь, чтобы не плакать.

Белов вообще недостоин моих слез. Поэтому я не буду плакать. Запрещаю себе. Холодно. Лето заканчивается. Дрожь пробирает, а я все иду и иду. Была бы моя воля, улетела бы подальше, на тысячи километров от этого мужчины, чтобы вычеркнуть его из памяти. Чувствую себя грязной, ведь то, что я считала самым лучшим сексом, для Родиона всего лишь очередное развлечение. Он сегодня со мной, завтра с другой. Так просто…

Даже не замечаю, что за мной по обочине едет машина, она обгоняет меня и тормозит, перекрывая дорогу.

Останавливаюсь.

– Села в машину! – кричит мне в открытое окно Белов. Отрицательно качаю головой. Я бы рада не устраивать истерику, показать равнодушие к Пауку и сесть в машину. Спокойно доехать, сделать свое дело и забыть об этом мужчине. Но не могу. Не умею так же хладнокровно и равнодушно. – Лена, бл*ть, мне некогда вникать в твои заебы. Села в машину немедленно! – рычит он.

Но я вновь качаю головой. Извини, мой хозяин, твоя игрушка сломалась. Обхожу машину и иду прочь. Но он не оставляет меня в покое, не дает спокойно вдохнуть и прийти в себя. Вылетает из машины и идет за мной.

Ну что еще надо этому пауку?!

Пускаюсь в бег, но силы неравны. Родион догоняет меня и хватает за руку, грубо разворачивая к себе.

– Отпусти! – дергаюсь. – Ну, пожалуйста! – почти умоляю. – Я завтра приду к тебе и буду играть по правилам, сегодня не могу. Пожалуйста, – голос срывается.

– Да что, мать твою, произошло? Ты сама со мной поехала! – в ярости рычит на меня, больно сжимая плечи. – Что ты тут мне устраиваешь? Истеричка! – встряхивает меня, словно куклу.

– Ответ в твоём телефоне! – выпаливаю, продолжая вырываться. Белов сводит брови, не понимая. А потом насильно тащит меня к машине. Открывает заднюю пассажирскую дверь и буквально запихивает на сиденье, снова с грохотом захлопывая дверцу. Пока он обходит машину, Ника поворачивается ко мне.

– Козел, да? – вся заплаканная, всхлипывает. Киваю, обнимая себя руками. Белов садится за руль, берет телефон, что-то перелистывает и с психом кидает его на панель, заводит двигатель, с визгом выезжая на дорогу. На несколько минут в машине воцаряется напряжённая тишина. Сама не понимаю, что со мной. Откуда эта истерика? Он не мой мужчина. Но почему-то очень сильно щемит внутри, не давая покоя. – Я не хочу в твой склеп! – вдруг заявляет Ника. – Оставь меня в покое! Я имею право на личную, самостоятельную жизнь. Ты мне не отец и не мать! Папа и мне оставил счёт. Отдай мне все и оставь меня в покое! – требует она.

Хочется сказать, что нельзя сейчас накалять Белова еще больше, но я сама только что истерила… Да и нет у меня никакого права вмешиваться в их семейные дела.

– Я тебе и отец, и мать, и Господь Бог! И лучше закрой рот, иначе… – глотает слова, стискивая челюсть. Снова тишина, слышно только шумный вдох Белова. – Кто у тебя есть, кроме меня? – уже более сдержанно спрашивает он. – Кто? Малолетний нищеброд? Что же он допустил, чтобы ты загремела в участок? Как он вообще позволил этому случиться? Голову включи! – Ника только всхлипывает. – Чудовищем меня считаешь? – Снова тишина. Ника не отвечает, но, похоже, плачет, утирая слезы. – Ну пусть будет так… – выдыхает Белов. – Устал, мать твою, биться в непробиваемую стену и через твое упрямство. Хочешь, бля, сесть по малолетке, опуститься на дно? Крутая. Вседозволенности глотнула? Взрослой жизни? Окей! Давай, делай! Я верну тебя в участок! Разруливай! Я же никто тебе! – в нем столько болезненных эмоций. В его словах, несмотря на то, что он кричит, столько любви и заботы к сестре. Мне становится дико некомфортно, что я вторгаюсь во что-то личное. Настолько, что прикусываю себе язык.

Глава 21

Елена