Дом №12

Она кривлялась и орала как пойманная в силки дикая свинья, но в это время все двери вдруг растворились и в них вбежало человек пять или шесть как бы палачей, с огромными тесаками в руках и со свиными масками на лицах, то есть с выпотрошенными свиными головами и оставшимися от них самой только кожею, да с приделанными к глазницам специальными стеклышками для просмотра. Все они были одеты в жесткую и рабочую одежду, и походили всем своим видом на мясников с какой-нибудь бойни. Все немалого роста, испачканные в крови и со сенными соломками на своих одеждах, смеющиеся и дурно пахнущие гнилым мясом.

Тут уже пришла моя очередь издать жалобный крик, переходящий все более и более в ор, поскольку появление сих молодых людей не предвещало мне ничего хорошего. Орущего, меня схватили, подняли, и, несмотря на все мои сопротивления, обмотали меня с ног до головы железной цепью и понесли меня в ту самую железную дверь.

– Вандре-ейч! Ах, Вандрейч! Явился, мой должник явился!!! Аха-ха-ха-ха! – Вдруг раздался страшный и неимоверно громкий голос с ужасным смехом, после чего я вдруг понял, кто это был.

Я почувствовал великий приступ страха и силился вырваться, но мои мучители, уж связав меня цепью, втащили вовнутрь железной двери, прямо под ноги Поварихину, который был как бы их вождем, вернее жрецом, отправляющим страшный свинячий культ. Весь в крови и также со свиной кожаной маской на своем лице, с двумя большими ножами и постоянно ржущий как лошадь.

– Вести его к капищу! – Скомандовал он, после чего меня пронесли несколько вперед и тут я, как говориться, остолбенел.

Я оказался на некой площадке, походящей на гигантскую скалу с большим обрывом, только все это было обделано под заводской манер, оббито металлом и имело бесконечное множество электрических ламп, проводов, розеток, рычагов, шестеренок, машин, выключателей, включателей, цепей, моторов и железных крюков, словом здесь было все существующее в мире механические изделия.

Эта площадка шла вдоль металлических стен и уходила далеко влево, а прямо передо мной раскрывалась бесконечная пропасть, конец который пропадал в свете ламп и каком-то тускло-оранжевом зареве. Из него особняком возносилось некое строение, состоящее из всех тех механизмов, которые используют на свиной бойне, то есть на заводе, где свиные туши ездят на ремнях, подвешенные на крюках, и распиливаются большими пилами. Там-то и был тот же самый принцип работы, да только все это строение несло на себе мириады свиных туш и голов, их конечностей, цепей, ламп, пил, которые дребезжали так, что не было слышно даже своего собственного крика, шестерни, двигатели и провода. Множество было редукторов и просто сотни тысяч конвейерных лент со скоростным движением во все стороны. Завод этот только и состоял из одних этих приборов и не имел никаких опорных частей, что даже было удивительно. Он простирался вниз и в высь, и влево, и вправо так, что даже не было видно ему конца. Все стучало и дребезжало, звенело, брызгало кровью, перебиралось, перестраивалось, перестукивалось, перезванивалось, перемежалось, все это неслось черт знает куда и свет, бесконечный свет, черт возьми лил так ярко, что больно было смотреть. Провода и лампы, крюки, все это блестело белым металлическим блеском и множество рычажков и включателей были сплетены с собою самым хаотичным образом. Никак нельзя было понять, куда все это могло поместиться, так, что даже нет этому всему ни конца, ни края. В придачу ко всему этому где-то в стороне звучал мощный оркестр, который играл эпическую музыку с вокалом. Теперь-то вы, я полагаю, можете представить, каков был мой страх?

Между тем меня пронесли далеко влево по отполированному обрыву, пронося мимо множества столов для разделки и жутких приборов, имеющие режущий характер. Всюду также были расставлены копия со свиными бошками и кожами, зловещие знаки их культа и свечи.

Вскоре меня принесли на капище, то есть на некоего рода помост, где располагался огромный свиной их божок, со скипетром в руках и с прочими почетными отличиями. Все они кланялись ему как Богу и молились, а когда они окропили и себя и меня свинячьей кровью, то тут же поднесли к божку и Поварихин, как бы в роли дельфийского оракула, принялся вопрошать об моей судьбе, на что свинья ответила громко и лаконично:

– К столу.

Тут же все они, обрадовавшись, схватили меня и понесли обратно к тем самым столам, видимо разделывать. Я страшился и кривлялся, чтобы вырваться от них, и громко кричал, но Поварихин имел на мой счет, кажется, другие планы.

Вместо того, чтобы умертвить меня и разделать, он подтащил меня к небольшому мостку и мощными руками закинул меня на один такой конвейер, цепь зацепилась за крюк и я, беспомощный, стремительно поехал на этой ленте вверх, а все мои же палачи смотрели на меня снизу и глумились над мною. Тон оркестра начинал набирать темп.