Я проехал вверх ярдов сто или больше, после чего лента резко развернула меня лицом внутрь строения и поглотила меня. Я теперь же ехал куда-то, куда ехало большое множество свиных тушей и распиливалось пилами пополам. Несколько раз мне чуть не срезало голову или не отпилило половину тела, или не отбило огромным молотком, но всякий раз я также как-то успевал то съехать на другой путь, то переместиться вниз или вверх. Скорость разгона была непомерно высокой, так, что при каждом повороте я болтался во все стороны и бился об другие туши своим телом.
Мне было больно и все мое тело затекло от сжатых цепей, а страх и адреналин даже и не думали покидать меня; голова моя так сильно кружилась, как нельзя будет добиться такого эффекта на самой большой карусели.
Вдруг я снова перестроился в ряду и, доехав до угла строения, резко затормозил и даже чуть не вылетел с ленты, но затем меня снова поглотило во все эти механизмы, но только уже не в пильный сектор, а в печной, где меня также чуть не изжарило в печи, когда я проезжал над ней. Я полагал, что механизм сбросит меня в печь как и две другие туши, находящиеся по обеим сторонам от меня, но я проехал дальше и спустился в конце концов ниже на несколько ярусов, и поехал снова в западную часть строения.
Там я проезжал мимо огромных отбойных молотов, которые расплющивали свиные туши и скидывали их в большие баки, где множество пил измельчали их и превращали в фарш. Между тем хоровой зачин, казалось, достигал своей кульминации и даже там-там заиграл теперь.
Затем я оказался в секторе дробительных аппаратов, которые дробили головы и кости, но в который я также чудом миновал. После этого я перекатился на одну большую шестеренку, в чей паз я был уложен всем своим телом, и ожидал, покамест выступ другой шестеренки не раздавит меня. Но и тут я чудом выехал обратно на параллельное движение и помчался к югу, откуда и был доставлен сюда.
Разогнавшись до той же самой огромной скорости, я снова выехал на ту площадку и оказался почти там же, где меня и поглотило в механизм, после чего вновь понесло медленно вниз, где меня уже стояли и ждали мои палачи, которые радовались и прыгали от предвкушения пролить моей крови.
Наконец я снова приехал вниз, только не на той самой ленте, а на другой, находящейся немного правее. И я не совсем понимал, для чего мне нужно было ехать такой длинный путь, чтобы вернуться почти в то же самое место, вероятно, чтобы просто навлечь на меня ужас и жуть.
Палачи схватили меня, стащили с крюка и потащили к столу, где уже стоял самый Поварихин и издевался над моим несчастием:
– Что, Вандрейч? Гульнул свадьбу-то? Аха-ха-ха-ха-ха!
Тут меня уже растянули по всему столу, руки и ноги мои были привязаны к железным блестящим кольцам, я начал кривляться и орать как уже почти резанный, страшась и чуть ли не падая в обморок от страха. Оркестр заголосил высшую свою ноту и все что ни было в нем заиграло трагично и по-геройски. Поварихин извлек откуда-то длинный и острый топор, размахнулся им, и, несмотря на мои тщетные протесты, слезы и выкрики, отсек мне голову по самую перегородку носа.
Нестерпимая боль ударила мне в это самое место, голова отлетела и кровь как бы нахлынула в самые легкие. Мне вдруг стало ужасно больно свой собственный нос, так, что я, немного придя в себя, но испытывая все тот же нескончаемый страх, встал со стула и осознал, что до сих пор нахожусь еще в самой курильне, и что, будучи уснувши от опия, тонкая и острая часть мундштука, упершись трубкой в мои руки, ловко соскочила в продолжении сна и больно кольнула меня в самую левую ноздрю.
Я точно вскрикнул от боли и даже выронил все, что было у меня в руках. Я начал потирать нос и слезы, которые от такой острой боли слегка полились из глаз. Страх уже почти отошел, но впечатление от увиденного и ощутимого мною во время сна еще долго не покидало меня.
Тут внезапно пред мною предстал Тенетников.
– Что? – Начал он, улыбаясь и пошучивая. – Понравился «Смарагдовый змей»? Я чай, ждать тебя на другой раз? Приходи, будешь почетным гостем у меня в курильни; цену ты знаешь, да только смотри за языком-то, а то у нас, хе-хе, длинные руки.
Я ничего не успел ему ответить и он тут же удалился, как видимо довольный. Я же не стал более тут задерживаться и поспешил выйти на улицу, пройдя через страшного человека и ожидающих наверху курильщиков. На улице уже было почти утро, я в смятении зашагал по Набережной и даже самое подозрение до сих пор не покидало меня, а вместе с ним и неизвестное доселе чувство удовлетворения и неги.
Я не помню как добрел домой этим утром.
Глава шестая. Гробница
Еще несколько дней мне потребовалось чтобы привести свои мысли и чувства в порядок. И в самом деле, как бы какая-нибудь молния поразила меня что ли, или недуг какой обуял меня, а только я решительно не мог собраться с мыслями и обдумать мною пережитые события.