Дом №12

Более всего меня заботил вопрос об ощутимости и невероятной правдивости сна: все что я видел и слышал, было натуральным, видимым, осязаемым, ощущаемым. Все, что мне удалось испытать, также походило на самое правдоподобное состояние. Этакая грань соотношения мира пространного и мира реального теперь же могла запросто обмануть мой рассудок. То есть я стал всюду оглядываться и быть осторожным, полагая, что и поныне нахожусь во сне.

Но все это было настоящим, и каждое утро я просыпался в своей мягкой кровати, не испытывая чувства тревоги. Но те чувства, те все явления и переживания, были в том мире какими-то сглаженными, натурально смягченными; боль была все той же болью, но только там я испытывал ее даже с приятностью от того, что вскоре она исчезнет; там она была абстрактной, недействительной, невесомой, как будто горячее вино, когда начинаешь его пить, или бальзам, приятно и бархатно смягчает ваше горло. Так и та же самая боль, лишь была болью ощутимой, но в то же самое время болью желанной. Однако умонастроение в мире складывалось так, что там человек отнюдь не желает испытать ее, но, уже когда испытывает, и когда это самое испытание заканчивается, он ощущает прилив эмоции и счастья.

Я все еще долго обдумывал тот самый момент моей мнимой смерти, это самое явление, возникающее не во сне, а наяву, и непременно играющее свою роль над человеческим разумом в самом сне. То есть я могу здесь лишь привести вам один пример из собственной моей жизни, а именно тот, когда однажды я спал у себя дома и видел во сне как всюду летало большое количество бабочек на зеленом и обширном лугу. Когда же я начинал засыпать, то покуривал в это время папиросу, да в то же самое время читал «Северную пчелу». Заснувши под воздействием блаженной неги, я еще долго, с четверть часа во сне, бегал за чудесными бабочками и ловил их. Но вот одна из них вдруг упрямо и безжалостно начала жалить меня своим жалом в самый палец на правой руке, так, что, сделав порядком семи-восьми укусов, я не вытерпел такой сильной боли и проснулся, обнаружив эту боль весьма естественной и настоящей. То есть это была попросту папироска, которая, оставшись недокуренной у меня в руке, начала тлеть и жечь мою кожу на пальце. Все это я говорю затем только, чтобы дать вам понять самое устройство сновидения. То есть от силы-то я максимум спал не более полуминуты, ибо этого времени было достаточно, чтобы догорела папироска и начала жечь мой палец, тогда как в самом сне я провел четверть часа. Видите ли, сон, то есть любое сновидение, по сути есть лишь сгусток наших с вами увиденных и пережитых событий, легшие как-нибудь в наше подсознание, и длящиеся не более очень короткого времени; то есть навряд ли один и тот же сон сможет достигнуть по своей длительности хотя бы одной минуты.

Но со мной было совсем все иначе: очень долго, надо полагать, я просидел под воздействием опия, поскольку просидел там почти всю эту ночь. И лишь только тогда, когда кончик мундштука соскочил из моих рук прямо в мою ноздрю, лишь только тогда-то я и проснулся, испытывая реальную боль. И самая эта боль, даже странно сказать, вытекла во сне в такие правдоподобные события, в точности присущие моим личным делам и ситуациям, возникшим когда-то в городе N. Все это явилось ко мне во сне, опираясь на мои воспоминания и тогдашние переживания.

Но все же это было так реалистично и действительно, что даже несколько дней спустя я и подумать боялся об доме двенадцать. Прочие же чувства также не оставляли сомнений, особливо зрение и слух, которые на все протяжение сна являлись даже как бы преувеличенными, и способствовали моему всеобщему восприятию. Весь сон был ясен как день, все запомнилось даже и сейчас в самой мелкой подробности, абсолютно досконально и точно.

Итак, я сидел дома и даже не появлялся в доме своей любовницы и на работе. Не ходил я также и в гости к своим друзьям, хотя один раз за мной даже посылали нарочного. Ничего не хотелось мне, и я, думая об той ночи, все никак не мог прийти к выводу: что же это все таки было?

Мне стало тоскливо, и я начал соблазнять себя возможностью объяснения с Тенетниковым, просто мне очень хотелось поговорить с ним, услышать его ласковую речь и увещевания, что все это вздор и на самом деле блаженный сон. Что я смогу наконец разобраться в испытанных мною чувствах и найти ответы на все вопросы. То есть мне просто хотелось еще раз достоверно узнать от него всю пользу и выгоду, и затем уже подумать, стоит ли еще пробовать этот опий?

Мне очень хотелось бы изменить тот ход событий, где во сне я вел себя как маленький ребенок, и, коли это уже был сон, то хотелось бы также и проявить себя как подобает настоящему мужчине. Мне хотелось же теперь быть не трусом, а героем и рыцарем. Я сожалел что не кинулся на Антония и не ответил ему силой на сказанные моей женщине оскорбления, и теперь, сидя дома и зная, что это сон, и что там-то я могу быть хотя бы даже принцем, я верно решил явиться вновь в ту же самую курильню.