Я сделал глубокий вдох, наслаждаясь резким ароматом святилища, и окинул взглядом знакомую обстановку: нескончаемые ряды бессистемно громоздящихся стеллажей, груды ржавой, изношенной техники, сотни инструментов на стальных крюках и гвоздях, мешки с кормом и семенами – срок годности некоторых наверняка истек еще в прошлом тысячелетии. А еще мотоциклы с коляской и без, мячи для всех видов спорта, в большинстве своем спущенные, пирамиды из коробок с загадочным содержимым – хоть открывай по очереди и реалити-шоу снимай. В одном углу древний трактор, давно отдавший душу своему железному богу, в другом совсем новый. В средней секции не меньше шести поколений газонокосилок с потускневшими ножами. Старый гараж был завален вещами, милыми сердцу каждого мужчины; мне часто хотелось очистить память и заново обследовать каждый квадратный фут, открывая сокровища одно за другим.
Я подошел к отцу и обнял его, несмотря на свою мокрую одежду.
– Над чем трудишься? А мама где?
– В магазин пошла. Наверное, догадалась, что ты привезешь в гости давнюю подружку. А я… – Он жестом показал на захламленный верстак, словно последняя задумка говорила сама за себя. Я оглядел рабочее место, будто и правда мог понять сумасбродный замысел, и наткнулся глазами на стальной куб сейфа под верстаком. Навесной замок был по-прежнему закрыт.
– А все-таки, папа, что там? Деньги? Пожалуйста, скажи, что в сейфе деньги!
Он покачал головой.
– Я уже говорил: все узнаете после моей смерти. Ни на что не намекаю, надеюсь, мне еще жить да жить. Терпение, мой мальчик. Многие секреты лучше не ворошить преждевременно. А иные и вообще лучше никогда не трогать.
Загадочное объяснение. Я прищурился и изрек:
– Так значит, это не деньги.
Он хмыкнул и похлопал меня по спине.
– Почему бы тебе не вернуться в дом? Я скоро закончу. А там и мама подойдет, и мы сообразим ужин. О, мама непременно захочет поразить твою подругу, это как пить дать. И может, ночью тебе улыбнется счастье.
Я не удостоил его ответом, лишь закатил глаза. И уходя, не смог удержаться – в последний раз взглянул на проклятый сейф, дразнящий закрытым замком.
Остаток дня и вечер прошли чудесно – я почти поверил, что моего сына никогда не похищали, и никто не выбрасывал обезглавленное тело вблизи нашей фермы. Андреа и мама отнеслись друг к дружке сердечно, будто еще вчера мы детьми сидели на той же кухне, и я узнал последние новости о жизни подруги в расширенном объеме, потому что в разговоре участвовала мама. О ее работе в маркетинге, об одержимости бегом – успешно преодолела три марафона; по мне, это самая жестокая пытка, какую только можно вообразить! – а еще она так оплакивала смерть своего пса по имени Шпиц, что я реально расстроился. И мысленно сделал еще одну зарубку на поясе.
Мы с Андреа помогли приготовить ужин, который по количеству блюд в любой другой семье мог бы соперничать с обедом в честь Дня благодарения (упомяну только, что на столе присутствовала индейка, причем не в качестве главного блюда). Я был только рад отвлечься, потому что хлопоты заняли много времени, да к тому же дети носились по кухне, болтали и смеялись, чтобы произвести впечатление на мою подругу, всячески стараясь перещеголять друг друга. Очевидно, в каком-то смысле они надеялись, что из этого что-нибудь да получится, и Андреа сможет стать им новой мамой.
К концу вечера мы рассредоточились по гостиной, словно жирные тюлени, которые вылезли на камни погреться на солнышке. Хотя после нашей раблезианской трапезы прошло уже два или три часа, я чувствовал, что мой живот полон, как зернохранилище в октябре. Началась игра клуба «Атланта Брэйвз»; они проигрывали со счетом три – десять.
– Кэтчер, сонная тетеря, сегодня три мяча пропустил, – послышался папин голос с громадного кресла. – Видит бросок по дуге, а сам яйца чешет.
Уэсли, который весь вечер был более-менее похож на себя прежнего – хотя и не в лучшем настроении, – покосился на меня, словно спрашивая разрешения засмеяться.
– Пап, что за словечки в присутствии детей? – сказал я на автомате. Я тоже любил бейсбол, как и любой американец, но исход этого матча был предрешен; соперники, команда «Метс», выиграли шесть пробежек. – Может, и мы во что-нибудь сыграем?
Уэсли хмыкнул. Мейсон уже дремал, прямо на полу. Логан возился с деревянным паровозиком из шестидесятых годов. Андреа пялилась в телевизор преувеличенно усердно, явно стараясь впечатлить папу. Мама ушла в другую комнату. Одна Хейзел оживилась и подбежала ко мне.
– Я хочу играть! – Дочь запрыгала от радости. – Если посмотрю еще одну четверть этого бейсбола, то пойду и утоплюсь в болоте.
– Иннинг, золотко. В бейсболе это называется иннинг. – Ее незнание терминологии ничего общего не имело с тем, что она девочка, а объяснялось всего лишь возрастом. В спорте дочь разбиралась лучше других моих детей.
– Ну да. А в хоккее это называется период. У меня тоже будут периоды, только другие, потому что я подрастающая женщина.