Дом Безгласия

– Скоро узнаешь, – наконец ответил Гаскинс. – Настал час расплаты. За все, что твоя семья с нами вытворяла.

– О чем ты…

Он выбросил вперед руку и врезал мне по щеке. Я вскрикнул и закрыл лицо ладонью. Под кожей, в тех местах, где отпечатались четыре пальца, пульсировала боль.

– Заткнись, пацан. Ты меня слышишь? Ни слова больше, пока сам не спрошу.

Я не осмелился даже кивнуть – кто знает, что еще может его распалить?.. Боль от оплеухи превратила мою ненависть во что-то животное, уродливое, сотрясающее основы мира. А сколько бессонных ночей мне предстоит провести в будущем, воображая, как сжимаю его горло, пока лицо не станет лиловым и жизнь не покинет глаза!

Коротышка взял меня за шиворот и поставил перед собой.

– За мной, – скомандовал он. – Будешь вякать – перережу горло твоей маме. Захочешь удрать – перережу горло твоей маме. Вздумаешь меня ударить – накостыляю твоей маме, а потом перережу ей горло. Усек?

На сей раз я кивнул, не решившись оставить вопрос без ответа. Но что случилось с мамой и папой? Я понимал, что в соседнем номере их нет – не могут же они спать, когда рядом дым коромыслом. От приступа паники перехватило дыхание.

– Тогда пошли.

Гаскинс вышел из ванной; я последовал за ним. Он переступил порог – не задержался ни на секунду, не дал себе труда выглянуть и убедиться, что на улице не встречает спецназ с нацеленными в голову стволами автоматов. Наоборот, вышагивал как хозяин; и что-то подсказывало мне – так оно и есть. Впрочем, возможны варианты; допустим, хозяева – его родственники. Хотя это ничего не меняло.

Мы пересекли парковку и остановились в самом дальнем ее конце, где стояли две машины с заведенными моторами. Водители были на месте – виднелись силуэты плеч. Коротышка остановился позади одной из машин, белого универсала «Меркури-трейсер». Тачку, похоже, в последний раз мыли, когда мне было лет двенадцать. Заднее стекло было покрыто слоем грязи, поверх которого некие храбрецы вывели надписи.

ПОМОЙ МЕНЯ

МОЙ ВОДИЛА КОЗЕЛ

КЛЕМСОН – ОТСТОЙ

Прикрепленные ниже стекла несколько стикеров демонстрировали высокий ай-кью владельца транспортного средства.

ЗВОНИ 555-5555 ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ В Ж… У

НЕНАВИЖУ ВСЯКИЙ ДВИЖ

От надписей и стикеров мне стало нехорошо; словно я мельком взглянул во тьму, от которой до сих пор был относительно защищен. И еще сильнее, чем в мотеле, захотелось оказаться дома, в покое и безопасности, в миллионе миль от этого ненавистного жуткого мира.

Коротышка наклонился и нажал рычаг; прошипела гидравлика, и дверь багажника пошла вверх. Я опустил глаза. Две слезинки медленно скатились по щекам, повисели в воздухе и наконец упали на асфальт у ног. Однако после того как дверь открылась, в поле зрения попали руки и ноги.

Трупы.

Я отступил назад, поперхнувшись воздухом; руки сами собой взлетели ко рту – жест пожилой дамы, увидевшей в кустах пару любовников.

Трупы. Как минимум четыре тела, переплетенные подобно рестлерам. Кровь, спутанные волосы, разорванная одежда… Двое, судя по форме, полицейские, а остальные… Прежде чем ужасная мысль ударила в голову, я понял: среди них точно нет родителей, Андреа или других знакомых мне людей.

– О-ля-ля, – произнес Коротышка. – А телега-то не та.

Он подпрыгнул, дотянулся до края двери багажника и захлопнул его. Глухой звук подбросил меня вверх, словно от выстрела. Дрожа, я подошел следом за Коротышкой ко второй машине, несколько почище, но намного старше. Лодка на колесах – огромный серебристый «Кадиллак» семидесятых годов. Коротышка достал из кармана ключ, вставил в замочную скважину и повернул до щелчка. Крышка багажника приподнялась и самопроизвольно открылась. Я собрался с духом, готовый увидеть очередные трупы.

Багажник был пуст.

– Давай, впихивай свою задницу, – сказал Коротышка, жестом обводя просторный багажник. – Не заставляй повторять дважды.

Наученный горьким умом, я не стал медлить и задавать вопросы, а просто выполнил приказ – забрался в просторное нутро багажника. Причем меня преследовала абсурдная мысль: хотя бы он обшит изнутри ковролином, все не на голом металле лежать. Поеду с комфортом, если так можно выразиться.

Я посмотрел на Коротышку, однако тот не удостоил меня вниманием – просто захлопнул крышку. От очередного глухого удара сердце замерло. Я оказался в кромешной темноте.

Слезы хлынули градом, неудержимо. Я свернулся в клубок, подавляя желание кричать и долбить кулаками в металлическую крышку над головой. Несколько секунд, в ожидании пока машина тронется, я проплакал, размышляя, что готовит мне судьба. Однако ничего не происходило; мы не сдвинулись с места. Вибрация работающего вхолостую мотора оставалась ровной и постоянной. Ощущение времени исчезло; казалось, прошло не менее получаса, пока в замочной скважине снова не щелкнул ключ.

Крышка багажника поднялась.

У машины стояла Андреа. Ее лицо скрывала тень.

– Давай, впихивай свою задницу, – послышался голос Коротышки. – Не заставляй повторять дважды.

Подобно мне, она не стала медлить и забралась внутрь.