Дом для внука

— Спасибо. Много приветов получал, но от колокольни — впервые! Спасибо, Сергей Николаевич. Ну, как отдохнул? Жену не привез?

— Не едет жена, отказалась… — Межов вздохнул. — А отпуск провел с пользой. Ученых птицеводов повидал, на птицефабрике под Москвой был, автоклав достал для кормокухни. Даже об отгрузке договорился, скоро прибудет. Я расскажу потом подробней.

— Ну, молодец, хорошо! Ты сегодня загляни вечерком. У нас, правда, тут семинарские занятия будут, но ты пораньше зайди, а опоздаешь — потом поговорим, после занятий. Ну, до встречи!

Вот кто может стать правой рукой, и надежная, крепкая будет рука. Колхоз объединим с совхозом, и Мытарин пусть директорствует, а Межову — кресло председателя райисполкома. Правда, Щербинина проводить не так-то просто, хотя здоровьишко у него не ахти.

Зазвонил опять телефон, в трубке кашель, потом хриплый голос Щербинина. Легок на помине!

— Сегодня, кажется, у нас семинар? Я не ошибаюсь?

— Да, сегодня, — сказал Балагуров. — О коллективизации.

— Тему я знаю. Приду.

Балагуров достал из ящика стола тетрадь с записями по этой теме, полистал, вызвал по телефону Ручьева, который готовил доклад для сегодняшнего семинара.

— Ну, как дела, Толя, коленки не дрожат?

— Немножко, Иван Никитич.

Ручьев подал аккуратную папочку, в которой лежали отпечатанные на машинке листки с тезисами доклада. Балагуров опустил со лба очки, стал читать.

— Я и критически пытался посмотреть, как вы советовали, — сообщил Ручьев. — Не знаю, что вышло, трудно очень. Коллективизация — такое событие, что даже сейчас трудно оценить.

— Ничего, не скромничай, получается. Так… Так, правильно… Молодец, Толя… М-м, тут что-то не очень. И насчет правой оппозиции вышло не очень уверенно, поправь.

— Хорошо, Иван Никитич, спасибо. — Ручьев захлопнул папочку и заторопился к себе: до начала семинара оставалось не больше двух часов.

Пойдет у нас дело, пойдет. Зиму прожили неплохо, а весной, по зеленой травке мы еще веселее побежим.

II

Собеседование на теоретическом семинаре о коллективизации прошло бурно. Щербинин поссорился с Балагуровым, назвав его оппортунистом, сердитый пошел домой, пригласив Межова на праздничный ужин по случаю своего дня рождения, о котором он чуть не забыл.

— Что же вы раньше не сказали? — спросил Межов. — День рождения, а вы на семинаре, волнуетесь, спорите. Жена, вероятно, заждалась.

— Подождет, — сказал Щербинин. — Семинар серьезный.

Они шли серединой улицы, тротуаров здесь не было, под ногами со звоном крошился и хрустел свежий ледок от вечернего морозца, застеклившего лужи, они блестели в свете уличных фонарей, а над фонарями, прильнув к ним, стояла черная апрельская тьма, пробитая мелкой дробью далеких звезд.

— Балагурова можно понять, — сказал Межов. — Он занят перестройками и боится перегнуть, ошибиться.

— Понять все можно, Сергей Николаевич. Но вот что я тебе скажу: боишься — не делай, а взялся, думай не о возможности ошибок, а о самом деле, рассчитай силы, учти обстановку, держи наготове резервы. Тогда будет меньше ошибок.

— Сложно это все, — Межов вздохнул. — Я вот слушал доклад, слушал вас с Балагуровым и удивлялся: какую же работу надо было провести, чтобы начать коллективизацию, только начать!

— Да, работы было много. Но вопрос коллективизации тогда назрел, он изучался в центре и на местах, даже делегацию в Америку посылали. Там в это время проходила реконструкция сельского хозяйства и наша делегация работала довольно долго. Потом, в двадцать девятом году, состоялась большая всесоюзная конференция аграрников-марксистов. Тут уж проблемы обсуждались в деталях, был учтен опыт первых наших колхозов и опыт американцев, обсуждались вопросы организации и оплаты труда, специализации. Масса вопросов.

— А что они планировали тогда?

— Американцы? Обычное техническое перевооружение. Но было у них и движение против семейной фермы, за корпоративное земледелие. Поддерживали технари, инженеры, связанные с сельскохозяйственным машиностроением. Понятно почему. Было еще течение типа нашего народничества или неонародничества на американский лад — сохраним фермера, его независимость мышления и действий, его традиции, его семью. Дилетантизм, самодеятельность капиталистов. В сфере производства они кое-что добились.

— Не кое-чего — многого добились. И добивались любыми методами, не считаясь ни с чем. Но, Сергей Николаевич, сколько же, они потеряли! Они же человека потеряли, главное потеряли, веру людей в свое производство потеряли, в себя! А мы — сохранили… И человека, и веру в жизнь, и идеалы. Несмотря ни на какие испытания.

Межов вспомнил свой разговор с Балагуровым в райкоме, когда тот прослеживал изменение хозяйственных отраслей района, и сказал, что за первую половину века ни одного спокойного десятилетия у нас не было.