Дом грозы

– Уф… Как это все сложно, раньше было проще.

Она опять переворачивается на бок и поджимает ноги, а Фандер прижимает ее к груди и закрывает глаза:

– Она была бы рада, верно?

– Омала? О, она думала, что мы с Энгом встречаемся. Она пустила устойчивый слух, что у нас с ним что-то было во время вечеринки у бассейна летом, перед первым курсом, и всегда смотрела на меня, будто я вру, утверждая обратное. Я устала ее убеждать, что это не так, и позволила выбирать по лунному календарю имена будущим внукам.

– Ты останешься со мной?

– Сейчас я пойду к Энграму. Но я вернусь к тебе, обещаю. У моей болезни один из симптомов – необходимость целоваться с тобой. Мерзость какая, поверить не могу, что подцепила эту дрянь.

Она лежит на кровати ровно три минуты, а потом встает и обнаруживает Фандера спящим. И еще три минуты просто за ним наблюдает. А потом в очередной раз про себя повторяет, что это кардиомегалия, но все-таки, наверное, любовь, потому что она, не задумываясь, призналась в этом Энгу. Энгу смогла, а себе и Фандеру – нет.

Глупая Нимея.

Только не на похоронах друга

Нимея Нока

– Покойся с миром, Омала Хардин. – Нимея бросает на гроб желтую розу, и она распадается на лепестки, будто капли солнечного света. – Я знаю, что ты любила эти флорибунды или как их там. Ты как-то рассказывала, что сорт называется «Королева Эмбер». В общем, я не купила эти розы, а нарезала их в твоем саду, не обессудь. Надеюсь, Черные феи хорошо поработают над твоим нарядом на том свете, потому что у этих цветочков роскошный оттенок. Тебе к лицу.

Нимея разворачивается и делает шаг назад, вставая между Энграмом и Фандером. Снова заунывно поет монахиня, а почтенные леди топчутся в сторонке, обвешавшись амулетами, чтобы не заразиться от усопшей.

– А эти похороны повеселее твоих, – бормочет Нимея, вызывая у Фандера улыбку.

Он закатывает в ответ глаза и утыкается носом в ее плечо.

– Никогда к этому не привыкну, – бормочет Энграм, косясь на них. Потом переводит взгляд на глубокую черную яму. – Как же мы без мамы? Дом просто рухнет.

– Значит, придется найти новый. – Нимея пожимает плечами.

– И что, вы тоже уединитесь, как эти двое, и выберете тихую жизнь? – Энграм кивает на Рейва и Брайт, стоящих в сторонке. Те синхронно поднимают головы.

– Молодые люди, вы, может, не будете болтать на похоронах? – шипит какая-то почтенная леди, которую Нимея в жизни не видела, практически прожив с Омалой год в одном доме.

– На похоронах друга не грех и поболтать, – парирует Нока и улыбается портрету Омалы.

Там миссис Хардин молода, красива и не измучена постоянным отматыванием времени назад. Да, такой ее стоит помнить.

– Омала любила болтовню.

– И тебя, – кивает Энг Нимее. – Я не уверен, что мне можно рассказывать, но она очень тебя любила и ценила.

– Мне она тоже это сказала, – кивает Фандер. – В Доме грозы.

– Каково это – оказаться там?

Энг впервые обращается прямо к брату, и между ними чувствуется подобие тепла. Нимее хочется сбежать, чтобы не спугнуть, но она боится, что кто-то из них непременно потащится следом. Эти двое как неодимовые магниты с одинаковыми полюсами. Им был необходим разговор, но они никак не могли к нему прийти.

– Как будто на своем месте. Нигде я себя так не чувствовал. Это потрясающе.

– Не жаль было расстаться с этой штукой? – интересуется младший из братьев, имея в виду магию времени.

– Легче, чем когда-то перестать пить токсин. Когда я понял, что могу делать без помощи всяких там ядов, мне никакая магия времени уже была не нужна.

– Научишь? Ну… быть магом земли.

– Да. – Фандер по-настоящему, искренне, широко улыбается, и в глазах Энга читается абсолютное неверие, будто он видит такое впервые.

– Спасибо, – слабо откликается Энграм.

– Пока не за что.

– Ты спас мне жизнь.

– Прости меня, – тихо говорит Фандер. Оба они не смотрят друг на друга, обращаясь к яме, на дне которой уже лежит гроб.

– Неужели я и правда это слышу? – с хохотом спрашивает Энграм, на что Нимея и Фандер синхронно закатывают глаза. – Ладно, брось. Я давно тебя простил. Точнее, не так. Я давно тебя понял. И… пожалуй, это и моя вина тоже. Кто-то должен остаться с мамой. И это был ты, а я решил стать героем, так что… я тебя не виню. Ей был нужен хотя бы один сын.

– Надеюсь, ее это утешило.

– А теперь и мы остались одни, – говорит Энг то, что сказал за последние дни уже не раз.

Едва восстановившийся после тяжелой борьбы за жизнь, Энграм кажется потерянным ребенком. И взгляд очень молодой, какой был лет в четырнадцать-пятнадцать, когда ни с кем не нужно было прощаться навсегда.

– Он там?

Фандер хмурится, не сразу понимая о чем речь, Нимея следит за направлением взгляда Энграма, прикованного к горизонту, на линии которого ровным счетом ничего нет. Но где-то в той стороне тюремное кладбище.

– Ваш отец? – осторожно спрашивает Нимея.

Энграм кивает.

– Да, Энг, он там, – отвечает она и сжимает руку друга.