Дом грозы

Фандер долго не думает. Расчет до смешного прост: чертова сирена Брайт Масон придет в себя, если она навредит тому, кто дорог. Руку на своих она не поднимет, но она, как и все на этой планете, любит Энграма Хардина. А Энграм любит, как и всех на этой планете, своего брата.

Фандер делает шаг вперед. И ему становится очень-очень больно.

– Эй! – Его пихают чьи-то теплые руки. – Ау, принцесса!

– М-м?

– Давай, глазки открывай. Поехали!

– М-м…

– Ой, как знаешь, хочешь – спи, мне же лучше.

Фандер никак не может открыть глаза, потому что сон начинается снова, по кругу.

Раз… два… три…

Теперь сирена с розовыми волосами сидит на соседнем сиденье машины, за рулем. На заднем лежит бледное тело Энграма.

– Алле-алле-алле-у… – Сирена напевает какую-то волшебную песенку, и Фандер входит в транс.

Да сколько можно, мать вашу.

* * *

В прошлом Фандер не раз попадал в переделки, но он еще никогда не испытывал того, что испытал в день, когда узнал, кто такие сирены. В общем-то, шансов встретить сирену хоть раз в своей жизни ничтожно мало, а уж вступить в схватку и выжить – еще меньше, но Фандер мог этим похвастаться, правда, не знал кому.

Про сирен он знал из легенд. Он помнил сказку из детской книжки, ее тайком читала няня, потому что это была довольно мрачная история для ребенка, по мнению его родителей. Там было что-то про девушку, которой на свадьбу вместо жениха принесли его вырезанное сердце. От горя она сиганула со скалы и разбилась, потом превратилась в сирену и убивала моряков.

В реальной жизни сирены давно никого не убивали – по крайней мере, Фандер на это надеялся. Они могут обращаться в странных существ, похожих на птиц, и плавать без воздуха под водой часами, а их пение гипнотизирует. Никто, разумеется, не встречался с ними вживую, чтобы толком описать, разве что друг Фандера – Рейв, влюбившийся в одну такую. Но он никогда не делился подробностями. В воображении Фандера у сирен отрастает под водой рыбий хвост и тело покрывается чешуей. Вдобавок глаза с розовой радужкой и неадекватное поведение.

На собственной шкуре Фандер узнал, что сирены могут с легкостью расправиться с соперником, просто хорошенько разозлившись. Брайт Масон подкинула Фандера футов на десять в воздух, все его тело пронзило нечеловеческой болью, а потом он рухнул на землю и дальше ничего не помнил.

Энграм вопил что-то вроде: «Это же мой брат!», были и другие голоса, но никто не смог переубедить сирену. Брайт Масон сделала, что хотела, увидела жертву у своих ног, испугалась и ушла.

В тот день Фандер понял несколько вещей. Во-первых, иные и правда зачастую сильнее истинных, и можно сколько угодно кричать о своей священной крови, на том свете это не поможет. Во-вторых, иные тоже хотят жить, как и все в этом мире. В-третьих, иные ненавидят истинных ничуть не меньше, чем истинные ненавидят иных. И в-четвертых

, методы иных такие же грязные, как и методы истинных. Тогда не все ли равно, на чьей стороне быть?

И чем больше он думал о том, что нет правильного выбора, тем больше сомневался в этом. А вдруг правильная сторона есть, вдруг Фандер чего-то не знает, вдруг он все-таки ошибся? И возникала ненависть к себе, скребла душу когтистой лапой и шептала: «Ты все испортил, живи теперь с этим!»

Тогда Фандер лежал на земле, пока вокруг бегали люди, и думал о том, как страшно жить в мире, где ты тупой слепой котенок. Все его поступки в будущем стали следствием той сцены. Брайт Масон поставила на место Фандера Хардина, и он наконец-то протрезвел. Этот эпизод его жизни прокручивался в голове снова, и снова, и снова, и снова.

Отец счел Фандера слабаком. Он был уверен, что сила иных – это миф и что благородства и аристократичности вполне должно хватить для победы над ними. Его представления оказались настолько смешными, что Фандеру стало попросту жаль отца.

Просто. Тупой. Слепой. Котенок. Такой же, как я и все остальные…

Соблазн перейти в Сопротивление был велик. Только дурак не видел, что они побеждают. Соблазн все бросить и уехать был огромен, но никто не знал, что станет со сторонниками Ордена. А было бы так просто: бросить отца и мать в Бовале и вернуться туда через пару лет, чтобы со скорбью на лице попинать дымящиеся обломки разрушенной страны.

Увы, не получилось.

– Где ты была? – Он трет лицо и глаза, чтобы прогнать сонливость.