– Конечно, а как иначе? Я же воспитанный мальчик из семьи потомственных расистов. – Он тоже с улыбкой наклоняет свою и хмурит брови, будто задумался над этим занимательным фактом, а потом серьезно кивает. – Да, определенно. Мы проходили расистские шутки с нашим гувернером.
Они как будто чуть чаще друг на друга смотрят, то и дело говорят в почти дружеском тоне. Фандер начинает надеяться на потепление, и это становится настоящей проблемой. Пары неядовитых слов хватает, чтобы потом прокручивать их в голове часами, выдумывать ответы, повторять про себя диалог снова и снова. В следующие пять-шесть дней Нока должна быть двадцать четыре на семь рядом, и без разговоров точно не обойтись.
Определенно ее непривычно много в его жизни. В машине все пахнет Нимеей, а она пахнет кофе. Ее черно-ореховые глаза за всем внимательно следят и будто цепляют каждый жест Фандера. В ушах то и дело звучит ее насмешливый голос, иногда реальный, иногда совершенно точно выдуманный больным воображением. Фандеру кажется, что он сходит с ума. Он отчаянно хочет остаться с собой наедине и прочистить мозги.
– Где мы будем ночевать? – интересуется он, стараясь звучать непринужденно.
Нока – это минное поле. При каждом удобном случае она винит его в брезгливости и советует пойти в душ отмываться от слишком грязного воздуха в дешевой кафешке, от прикосновения к бутылке воды, стоящей на прилавке забегаловки, от случайных столкновений с ней самой. А Фандер не хочет ни отмываться от Нимеи, ни слышать ее шутки на этот счет. И в то же время даже думать себе не позволяет о том, чего хочет на самом деле.
На часах уже почти девять вечера, за окном густые сливовые сумерки, только что отгорел закат. Необходимо определиться с ночлегом. Приграничный город остался далеко позади, а за окном последние пятьдесят миль тянутся то поля, то стройные ряды деревьев. Может быть, Фандер был бы спокоен, знай план, по крайней мере, на день, но Нока даже и не думает его во что-либо посвящать.
– Будем ехать, пока не наткнемся на мотель. Тут опасно ночевать в машине.
– Они могут нам что-то сделать?
– Тебе. Скорее всего, им не понравишься ты. – Фандер хмурится и поджимает губы, мол, ну конечно.
Он заметил, как на него недобро смотрят. Сначала, видимо, принимают за бреваланца – у них тоже бледные лица и черные волосы, но, стоит встретиться взглядами, лица людей озаряет догадка. Траминер не любят нигде, что стало для Хардина неприятным открытием.
Фандер был уверен: стоит выехать за пределы страны, и там окажется свободная, лишенная предубеждений жизнь, а вышло, что Траминер следует за ним по пятам. Теперь он сам стал иным для всех окружающих.
– Это тебе не кажется странным? Вы столько лет боролись против расизма и теперь сами делаете то же самое, – как бы невзначай спрашивает Фандер.
– Мои друзья…
– Твои друзья раскаялись и перешли на вашу сторону, это понятно. А как ты относишься, например, к Бэли Теран? Я слышал, она встречается с Лисом.
– Мы еще не пересекались, – холодно отвечает Нимея, уголок ее губ дергается, брови сходятся на переносице.
– Значит, вот твой друг Лис. Несостоявшийся бреваланец, но все-таки воспитан в среде траминерцев. Его девушка – самое злобное и высокомерное существо на свете. Даже для нас когда-то она казалась слишком неадекватной. Она терроризировала тебя похлеще нас, охотников. Доставала твою подружку-сирену. И вот тебе придется с ней сесть за один стол… И что ты ей скажешь?
– Я предпочту не вести с тобой бесед. Не отвлекай.
– Кто-то боится говорить начистоту? – Фандер не в силах удержаться.
Он знает, что злит Нимею, и это отнюдь не идет на пользу их отношениям, но все равно приближается к ней так, что полной грудью вдыхает запах волос, а Нимея в свою очередь нервно дергает плечами, теряя самообладание.
– Вы такие же расисты, как и мы. Сеете зло, прикрываясь благими намерениями. И за один стол с Бэли Теран ты никогда в жизни не сядешь.
– Закрой рот, – рявкает Нимея.
Фандер улыбается, она отшатывается в сторону.
– Не боишься запачкаться? Держи дистанцию, иначе решу, что ты втюрился.
Хардин больше не рискует болтать.
Эйфория оттого, что нащупал у Ноки слабое место, проходит, и наступает затяжной мерзкий отходняк. Становится отвратительно от самого себя, как обычно. Губы кривятся в улыбке.
Попытка быть хорошим снова провалена. Нимея и сама не святая, но от этого не легче.
– Мотель, – коротко бормочет Нимея, когда стрелка часов кренится к полуночи.
Она сворачивает к вывеске и паркуется на поляне, выполняющей роль парковки и окруженной густо посаженными деревьями. Одинокое двухэтажное здание светится парой окон, в остальном выглядит совершенно нежилым, серым и пугающим.
– Уютненько… – саркастично протягивает Нимея. – Но если там есть кровать – я согласна на все.
Она открывает дверь и со стоном вылезает из машины, разминая на ходу кости.