Дом корней и руин

Я бросила беглый взгляд на юношей, чтобы проверить, заметили ли они то, что увидела я. Жюлиан увлеченно изучал новую записную книжку, Виктор прикрыл глаза, откинув голову на спинку кресла; еще чуть-чуть – и бутылка абсента могла бы выпасть из его расслабленной руки. С любопытством и страхом я слегка надавила на полки и ахнула, когда вся эта махина сдвинулась влево. Прямо над собой я заметила рельс, замаскированный под отделку. Книжный стеллаж был лишь ложным фасадом, за которым на самом видном месте скрывался тайник.

Приложив усилие, я отодвинула книжный шкаф в сторону и обнаружила за ним еще один ряд полок. Только на этих полках не было книг. Здесь стояли банки. Много-много больших стеклянных банок. Емкости с образцами. У Арти была небольшая коллекция таких банок. Он постоянно приносил домой умерших животных, выброшенных на берег после прилива. Он любил рассматривать их и помещал в банки с формальдегидом. Темная жидкость консервировала животных, препятствуя разложению.

От мысли о том, чтó Жерар мог хранить в таких банках, стало трудно дышать. Я наклонилась, чтобы осмотреть ближайшую полку, расположенную на уровне моих глаз, и повернула одну банку. На первый взгляд это было какое-то животное. Бледное, давно погибшее, со странной упругой кожей, словно покрытой воском. Удлиненные конечности были выгнуты назад и помещались в банку только в скрученном и сжатом виде.

Насчитав восемь конечностей, я предположила, что это пара животных. Они слегка покачивались в формальдегиде, словно вращаясь вокруг невидимой оси. Внезапно я отчетливо разглядела голову и невольно ахнула. Точнее, головы. И тут я поняла, что Жерар всегда держал кабинет под замком вовсе не из-за тайника с бумагами, а из-за этих предметов в банках.

Это были маленькие тельца, точнее, тело, мысленно поправила я себя, заметив, что три головы соединялись в районе груди. Очевидно, они родились недоношенными. Их черты, расплывчатые и уплощенные в жидкой взвеси, не выглядели законченными и напоминали кусок глины, брошенный скульптором, внезапно потерявшим интерес к работе. Но одно было совершенно ясно: эти лица сильно отличались от нормы.

У плода с левой стороны была идеально круглая голова без ушей и зияющий круглый рот, напомнивший мне ведра с миногами, которые повар привозил в Хаймур прямо из доков. Изо рта торчали ряды зазубренных зубов. Лицо среднего плода представляло собой чистый лист. Тонкая мембрана тянулась по плоскости, где должны были находиться глаза. Кожа была испещрена сетью фиолетовых вен. У плода справа не было рта, и он смотрел на мир единственным заплывшим глазом, расположенным прямо по центру лица. Зрачок был продолговатым, как у козы или овцы. Верхние конечности заканчивались культями, больше похожими на ласты, чем на руки.

Я понимала, что эти дети… эти создания… были давно мертвы, но, когда пламя свечи сверкнуло в глазу циклопа, мне на мгновение показалось, будто он посмотрел прямо на меня. Не пискнув, я отпрянула от банки, от этих маленьких чудовищ, которые плавали внутри, и наткнулась на кресло Виктора. Распространяя едкий запах, недопитый абсент расплескался по его груди и окрасил рубашку в тошнотворный цвет законсервированных младенцев.

– Вер…

Он не успел продолжить, потому что я схватила его за плечо и кивком указала на полки.

– Вы можете сколько угодно злиться, что вас сослали в Мархиоли, – сказала я, отвлекая Жюлиана от папок. – Но, по крайней мере, вы не оказались в стеклянной банке.

Виктор вскочил с кресла и, прищурившись, подошел к книжному шкафу. На полках стояли десятки банок: некоторые из них были расставлены по три штуки, другие, побольше, спрятаны между томами в кожаных переплетах, и, хотя у меня не было желания рассматривать их, я готова была поспорить, что в каждой содержались результаты очередного эксперимента. Словно мотыльки, привлеченные пламенем, близнецы завороженно поворачивали банку за банкой, разглядывая своих проклятых сводных братьев и сестер.

Обнаружив остатки абсента, я опустошила стакан одним торопливым глотком. Это было неудачным решением. Кровь закипела, и каждый раз, когда я закрывала глаза, передо мной представали то зияющий рот, то безглазое лицо, то скрюченные конечности.

– Звезды Вирсайи, – прошептал Виктор, поднимая одну из банок. – Это… листья?

– Вайи, – прошептала я. – Как… как у папоротника. – От увиденного у меня сжался желудок. – Я видела этого ребенка раньше, – призналась я, и голос дрогнул от подступившей тошноты. – Это один из детей Констанс.