Дом корней и руин

Я закусила губу, пытаясь собрать воедино свои догадки и сопоставить их с имеющимися фактами. Что-то явно не складывалось. Констанс была жестоко убита. Следы такого нападения было не так-то просто замести. Я попыталась представить, как Дофина ползает на четвереньках по потайному туннелю и вытирает кровавые следы, вытаскивает тело Констанс из дома и сбрасывает в могилу, которую вырыла заранее. Это было бы нелепо. А дети? Если Дофина убила Констанс, она, несомненно, попыталась бы избавиться и от детей, чтобы все выглядело так, будто любовница Жерара забрала младенцев и сбежала. Но они были здесь. В кабинете Жерара. Сохраненные для дальнейшего изучения и гипотез. Для анализа и размышлений. Для Жерара.

– Вер! – окликнул Виктор. – Ты в порядке?

Я медленно покачала головой.

– Ее убил Жерар, – прошептала я, с трудом выговаривая слова. – Констанс. Он убил ее. И их тоже. – Я указала на банки, стоящие на нижней полке. – Эти дети отличались от остальных… Посмотрите, какие большие банки. Они родились в срок. Они были живы. Пока…

Мне стало трудно дышать, и я замолкла. Виктор побледнел, оглядывая остальные банки.

– Как ты думаешь, где остальные матери?

– В садах, – предположила я. – Закопаны в тех холмах с розами.

– Он заплатит за это, – тихо пробормотал Жюлиан, дотронувшись до одной из банок. Формальдегид, к счастью, был слишком мутным, чтобы что-то разглядеть. – У нас достаточно доказательств. Более чем достаточно. Дневник… Эти младенцы… Женщины, закопанные в холмах… Мы должны обратиться к властям, и пусть они разберутся со всем этим. Он должен понести заслуженное наказание.

Виктор кивнул. Он выглядел на удивление поникшим.

– Но… – Я остановилась, ощутив внезапное головокружение. – Но вы не можете…

Братья синхронно взглянули на меня.

– Ты же не собираешься оправдывать все это, Вер? – с вызовом спросил Виктор, мгновенно оказавшись рядом со мной. Он взял в руки банку с ребенком Констанс. Маленькие ручки-стебли колыхнулись в бурлящей жидкости.

– Нет, конечно нет! Жерар должен быть привлечен к ответственности, его нужно остановить, но… но, прежде чем ты сделаешь это, прежде чем ты предашь это огласке, мы должны рассказать Алексу, – решительно заявила я и несколько раз моргнула, чтобы справиться с головокружением. – Он должен это знать. О тебе и Жюлиане. О деяниях Жерара. Алекс заслуживает того, чтобы сначала услышать это от нас.

Братья внимательно посмотрели друг другу в глаза, и у меня снова возникло неприятное ощущение, что они могут общаться без слов.

– Хорошо, – первым нарушил молчание Виктор. – Но где-нибудь за пределами дома. Здесь всегда может кто-то подслушать.

– Конечно… А с этим что делать? – спросила я, обводя взглядом бумаги, дневник, осколки стекла в камине.

– Я заберу документы с собой, – решил Жюлиан, возвращаясь к столу. – Хочу убедиться, что мы ничего не упустили.

Я вернула фальшивый стеллаж на место, и образцы в банках, к счастью, скрылись за ним. Затем я огляделась, чтобы понять, чем еще можно помочь. Мне казалось, будто меня швыряет по волнам, словно забытую рыболовную сеть, набитую морским мусором. Еще чуть-чуть – и она опустится на илистое дно под тяжестью ненужного груза и останется там навсегда. Мне хотелось рухнуть в постель, но я понимала, что вряд ли смогу заснуть этой ночью. И вообще когда-либо.

Перед тем как положить бутылку с абсентом обратно в тайник, Виктор злобно плюнул в нее.

– О боги, зачем я столько выпил?

– Мне тоже интересно, – заметил Жюлиан, складывая бумаги в аккуратную стопку. – Ты не представляешь, какое это мучение – слышать сейчас ваши мысли. Примерно как по пояс барахтаться в дерьме.

Виктор лукаво ухмыльнулся:

– Честно? Я даже готов пережить завтрашнее похмелье ради этих слов.

Их непринужденное общение напомнило мне о сестрах, и внезапно меня охватила тоска.

Мерси, Онор, Аннали. Даже Камилла. Особенно Камилла. У меня перехватило дыхание, и я почувствовала, что вот-вот разревусь. Жюлиан мгновенно заметил это, и я уловила его озабоченный взгляд, которым он словно умолял Виктора предпринять что-нибудь. Я вытерла лицо и постаралась отогнать нахлынувшие мысли.

– Жерар говорил, у него есть письма моих сестер, – сказала я, шмыгнув носом. – Раз уж мы забираем все, можно взять и их?

На столе не было ничего, кроме перьевых ручек, разложенных с фанатичной аккуратностью. Жюлиан открыл средний ящик и порылся в нем.

– Вот, – сказал он, протягивая мне пачку корреспонденции.

Я с недоумением взяла письма в руки. Здесь было гораздо больше, чем три ответа на приглашения, о которых упоминал Жерар.

– Он все это время прятал от меня почту, – догадалась я, перебирая письма. Там были и конверты, подписанные размашистым курсивом Мерси, и ровные буковки Онор, и аккуратный, ровный шрифт Аннали, и даже каллиграфический почерк Камиллы.

Я с нетерпением открыла один из конвертов Камиллы, но сургучная печать была сломана, а письмо отсутствовало. Я проверила все конверты. Пусто!

– Где же письма?

– Наверное, он их сжег, – предположил Виктор, с тоской глядя на камин.

Я не поверила своим ушам:

– Но зачем? Какой ему толк от моих писем?