Дом корней и руин

– Алекс… – протянула я, и на душе сразу стало тепло, когда я представила его. Мужчина, за которого я собиралась выйти замуж. Мой Алекс.

Улыбка Дофины померкла.

– Да. Да, конечно.

– Но я совсем не так красива, как вы, – сказала я. Мне показалось, ей хотелось услышать что-то приятное и поддерживающее. – Вы такая сильная и красивая!

Она выглядела растроганной и смущенно пригладила платье:

– Ты действительно так думаешь?

Я с энтузиазмом закивала:

– И добрая. Вы с Жераром были так добры ко мне…

Дофина отмахнулась от моей похвалы, как от назойливой мухи:

– Нет. Нет! Я могла бы быть добрее!

– Нет!

Я задыхалась, неистово мотая головой. Мне хотелось отдать ей сейчас все тепло, всю любовь и благодарность, которые я познала за свою жизнь. Мне было жизненно необходимо, чтобы она почувствовала, как сильно я ее ценю.

– Вы так много сделали… пригласили меня сюда и помогли мне… во всем.

– Ты… – Дофина выглядела так, словно вот-вот разрыдается. – Ты гораздо добрее меня, но… как же ты разозлишься, когда узнаешь…

Я подалась к ней и погладила ее по плечу:

– Что узнаю?

Она покачала головой, икнув и шмыгнув носом.

– Дофина, – ласково сказала я, расправляя ряды плиссированных оборок на лифе ее платья. – Расскажите мне. Вы можете рассказать мне что угодно.

– Это насчет… – Она снова икнула. – Это про детей.

Казалось, внутри меня зазвенели тревожные колокольчики, звон которых пробивался сквозь дымку, затуманившую сознание, и сердце забилось чаще, то и дело сбиваясь с ритма.

– Про детей? Вы имеете в виду малышей в банках?

Я оцепенела, слишком поздно осознав, что сделала. Я проговорилась! Назад пути нет. Однако Дофина кивнула, похоже не заметив моего волнения:

– Малышей в банках.

– Вы знаете о них? – осторожно спросила я.

Только сделав глоток вина, я осознала, что взяла в руки бокал. На языке осталось терпкое послевкусие. Поморщившись, я снова отодвинула бокал подальше.

– О да, – подтвердила она после минуты тягостного молчания. – Я знаю, – сказала она, постучав себя по виску. – Я знаю о них все. Как они были задуманы. Как сделаны. Но я ни разу не видела. Он не позволяет мне видеть их!

– Жерар? – уточнила я, чтобы услышать от нее прямое подтверждение.

Она кивнула.

– Их делает Жерар? Этих малышей в банках?

– По крайней мере, пытается, – сказала она со смехом, хотя в этом разговоре не было ничего смешного.

– Я видела их.

Дофина ухватилась за меня, как утопающий за спасательный круг:

– Видела? Ты видела младенцев?

Я кивнула.

– Хочешь, открою тебе секрет?

Она привлекла меня к себе, заставив наклониться. Я почувствовала ее горячее влажное дыхание прямо у уха.

– Знаешь, почему они в этих банках? Из-за меня!

– Что?! – ахнула я.

В тихой комнате это прозвучало как пощечина. Дофина созналась. Она созналась во всем! Она знала об экспериментах! Она помогала! Помогала Жерару устранять их безобразные последствия…

– Не подумай, я не клала их в банки, – уточнила она, беспокойно барабаня пальцами по столу. – Но это я сделала так, чтобы они… не родились.

Я вспомнила, какими маленькими были многие из младенцев.

– Как вы это сделали? – прошептала я, борясь с подступающей тошнотой.

Она посмотрела на меня невероятно огромными остекленевшими глазами:

– Я пыталась остановить его.

43

– Остановить его? Вы хотели остановить Жерара?!

Дофина кивнула, и ее серьги закачались из стороны в сторону.

– Конечно. Я никак не могла воспрепятствовать тому, чтобы он находил женщин – всех этих прекрасных золотых женщин, – но я могла предотвратить рождение детей. Очень просто… – Она сделала пальцами движение, будто перерезает ножницами нить. – Еще до того, как они успеют сделать первый вздох, – закончила Дофина, откидывая с лица прядь волос. – В конце концов, Жерар не единственный в этом доме, кто разбирается в растениях.

– Жерар знает?

Дофина покачала головой и потерла лоб, словно пытаясь привести себя в чувство:

– Нет, конечно. Он никогда не может увидеть общую картину – только интересующие его детали. Он винил во всем женщин. Считал их слишком слабыми. Он так и не догадался, что я… я… – Она запнулась, словно боясь признаться в содеянном даже себе.

– Вы травили их?

– Большинство, – ответила она, облизнув губы. – Столько прекрасных золотых женщин…

– Золотых?

Голова разболелась, я чувствовала себя заторможенной: слышала знакомые слова и не понимала их значения, а на ум приходили нелепые, безумные мысли.

– Кровь. Золотая кровь. Как у тебя.

Я с трудом понимала, о чем она говорит.

– Если вы не хотели, чтобы эти дети появлялись на свет… Зачем вы написали мне? Зачем пригласили меня в Шонтилаль?

Дофина отпила еще вина, и я положила руку ей на плечо, чтобы она перестала пить. По ее щекам потекли крупные слезы раскаяния.