– Ты как летняя гроза, ворвавшаяся в мою жизнь, пропитавшая влагой землю и воскресившая меня к жизни. Я серьезно, Верити, – сказал он, приостановив свои ласки. – Я был семечком, которое посадили слишком глубоко, и ждал, когда наконец начнется моя жизнь. У меня было столько идей о том, что я буду делать и кем стану, когда вырасту, когда унаследую титул отца… Но ты… ты помогла мне понять, что мне не нужно ждать, не нужно гадать. Ты побудила меня стать тем, кем я хочу быть. Понимаешь? Земля… – сказал он, прижимая руку к груди, а затем провел пальцами по моим губам и, наклонившись, страстно поцеловал меня. – И вода.
Я забыла обо всем на свете, утопая в наслаждении от его поцелуев, от рук, открывающих во мне такое, о существовании чего я сама не подозревала, и спальня наполнилась тихими вздохами и стонами.
– Это гораздо больше, – прошептала я, когда он медленно провел зубами по моей шее.
– Больше? – с вожделением спросил он.
– Больше, – повторила я и, не удержавшись, вскрикнула. – О да, больше!
Дверной замок тихо щелкнул, и я мгновенно проснулась. Сначала я даже не поняла, где нахожусь и сколько сейчас времени. Тело приятно и блаженно обмякло, как свежая сургучная печать на сливочном пергаменте. Я размяла пальцы ног, расправила плечи и огляделась. Рядом спокойно дышал Александр. Сквозь щель между шторами я увидела, что небо, усеянное золотисто-персиковыми облаками, приобрело ярко-сиреневый оттенок.
Я в спальне Алекса. Солнце заходит. Губы растянулись в ленивой улыбке, когда я вспомнила мгновения, предшествовавшие тому, как мы уснули, сплетясь в радостных объятиях. Они избавили нас от многих вопросов, которые так тревожили Алекса. Я осмелилась представить новое будущее с ним, с нашими собственными детьми, у которых будут мои темные волосы и его зеленые глаза. Они не станут теми необыкновенными золотыми существами, о которых мечтал Жерар, но это будут наши совершенно прекрасные дети.
В спальню кто-то заглянул, и я испуганно ахнула, поспешно высвобождаясь из-под отяжелевших во сне конечностей Алекса.
– Фредерик? – догадалась я, щурясь в полумраке комнаты.
Алекс громко вздохнул и открыл глаза. Заметив меня, он лукаво улыбнулся:
– Доброе утро.
– Вечер, – поправила я.
Я больше не чувствовала опьянения, но голова болела и пульсировала от каждого слова. Я с надеждой посмотрела на кувшин с водой, но он был пуст.
– Господин Лоран, – сказал Фредерик, включая газовые лампы. – Простите, что врываюсь к вам… и мисс Фавмант… подобным образом.
– В чем дело, Фредерик? – спросил Алекс, садясь.
– Я пришел за вами.
Алекс взглянул на часы:
– Зачем?
Фредерик потупил взгляд, и у него задрожали губы.
– Вы должны пойти со мной, господин Лоран.
– Говорите, – настойчиво потребовал Алекс. – Что бы ни случилось, вы можете сказать это при Верити.
Он сцепил пальцы, и они побелели от напряжения.
– Ваша мать.
Дофина. Таверна.
– Если она не спит, нужно поговорить с ней, – прошептала я Алексу. – Как можно скорее.
Он кивнул:
– Будьте добры, подайте мне кресло, Фредерик.
Слуга тут же принялся за дело. Я встала с противоположного края кровати, поправила юбки и нашла блестящие туфельки, которые отбросила в сторону.
– Ваша мать… – сдавленно начал Фредерик, но так и не смог договорить.
Наклонившись, он поправил подножку кресла. Алекс потянулся и дотронулся до его плеча. Фредерик заметно дрожал. Алекс нахмурился:
– Фредерик? Что случилось?
– Леди Лоран… Она… Боюсь… она умерла.
45
– Умерла?! – хором воскликнули мы с Алексом.
– В смысле? – в полном недоумении переспросил он.
– Это невозможно, – вмешалась я. – Я же была с ней… всего несколько часов назад. С ней все было в порядке.
Ну не то чтобы в полном, но она точно не была
Фредерик хотел что-то сказать, но потом покачал головой, передумав:
– Лорд Лоран хочет вас видеть.
Алекс кивнул, но я не могла понять, что означает выражение его лица.
– Должно быть, это какая-то ошибка. Мы разберемся. Спасибо, Фредерик.
– Полагаю… – скорбно проговорил великан, – полагаю, герцог предпочел бы, чтобы вы пришли один, господин Лоран.
Мы переглянулись, и меня внезапно охватил страх. Я не хотела, чтобы Алекс встречался с Жераром в одиночку. Что, если Дофина успела рассказать ему о разговоре в таверне, прежде чем?.. Я в красках представила это. Вино могло ослабить ее бдительность и развязать язык, хотя обычно она тщательно следила за тем, что говорит. Вдруг она рассказала ему, что отравила всех тех женщин? В памяти мелькнул отблеск садовых ножниц в груди Констанс. Неужели он убил и Дофину? И все же я до последнего не хотела терять надежду.
Алекс покачал головой:
– Верити теперь часть этой семьи. Мы пойдем вместе.