Дом корней и руин

Путь в северное крыло показался невероятно длинным, будто коридоры растянулись на много миль, будто мы прошли мимо тысячи окон. Каждое из них сверкало так ярко, что я окончательно убедилась: Фредерик ошибся. Шонтилаль не сможет и дальше блистать великолепием, если лишится хозяйки, которая руководила здесь всем. Дофина жива!

Однако у каждого лакея, которого мы встречали по пути, были красные глаза. Когда мы проходили мимо, они почтительно склоняли голову. Некоторые уже переоделись в темную форму. Вид черной шерсти пробудил во мне давно забытые воспоминания детства, когда я ходила в черных бумазейных платьях и украшениях из черного камня, оплакивая мать, которую не знала, а затем и сестер, так рано ушедших из жизни.

– Алекс! – окликнула я и коснулась его плеча, словно хотела остановить, задержать его, прежде чем этот страшный момент обрушится на нас со всей неотвратимостью.

– Я уверен, что все в порядке, – сказал он, пытаясь утешить меня, как будто речь шла не о его матери.

Я сочла это хорошим знаком. Если Дофина действительно умерла, Алекс, вероятно, должен был это как-то почувствовать. Его неверие внушило мне некоторый оптимизм. Алекс остановился перед дверью в кабинет Жерара и с тревогой посмотрел на меня.

– Все будет хорошо, – пробормотала я, пытаясь приободрить его перед лицом неизвестности. – Она не могла… – Я замолкла, не закончив фразу.

– Как думаешь, он знает? – тихо спросил Алекс. – Что мы знаем? Как думаешь…

Он не договорил, но я поняла, что он хотел сказать: «Как думаешь, это он ее убил?»

– Я… я не знаю, – прошептала я.

Алекс нервно сглотнул. Он был очень бледен. Собравшись с духом, он постучал в дверь:

– Отец?

– Да, входи.

Дверь приглушила голос Жерара, и было невозможно определить его настроение по тону. Я пропустила Алекса вперед и, войдя в кабинет, невольно взглянула на книжный шкаф, где стояли банки с младенцами. Фальшивый стеллаж был на месте, скрывая результаты экспериментов Жерара. Он сидел за письменным столом, сложив руки перед собой. Он не выглядел так, будто до этого плакал, но его губы были скорбно сомкнуты. За спиной Жерара потрескивал огонь, наполняя воздух таким жаром, что трудно было дышать.

Он поднял взгляд:

– Верити?

Я затаила дыхание, слушая, как тикают большие напольные часы, отсчитывая секунды тишины, и гадая, как Жерар поведет себя, когда все вырвется наружу, как летняя гроза, неудержимая в своей ярости. Лицо Жерара оставалось спокойным, как маска, и не выдавало никаких чувств и мыслей. Чем дольше длилось молчание, тем сильнее мне хотелось закричать и потребовать ответов. Наконец он вздохнул, как будто неловкость ситуации причиняла ему боль:

– Мне нужно побыть наедине с сыном, Верити. Думаю, будет лучше, если…

– Она останется, – перебил Алекс, решительно сжимая мою руку.

Несмотря на твердую уверенность в голосе, его пальцы дрожали, и я накрыла его руку своей для поддержки. Жерар снова уставился на Алекса.

– Ну что ж, – бодрым и деловым голосом продолжил он. – Это нелегко говорить, но… Дофина умерла.

Услышать это во второй раз было так же страшно, как в первый. Мне хотелось задать столько вопросов, но, ощутив внезапную пустоту рядом, я растерялась. Рука Алекса выпала из моей. Я присела перед креслом и крепко обняла его. Я пыталась вспомнить, какие соболезнования звучали после смерти папы, но, хоть Косамарас и воскресила в моей памяти тот недостающий отрезок жизни, позволив вспомнить все в мельчайших подробностях, подходящих слов не находилось. Все казалось несущественным, ведь такое горе нельзя исцелить никакими словами, подобранными второпях. Алекс глухо всхлипнул, прикрыв рот рукой, и по его щекам покатились слезы.

– Нет.

– Мне… мне очень грустно это говорить, но это правда.

Хотя Жерар, очевидно, был полон решимости сохранять стойкость ради Алекса, я видела, как дрожит его нижняя губа. В один страшный миг я даже прониклась сочувствием и перестала видеть в нем чудовище, каким он на самом деле являлся. Я видела только человека – жалкого и одинокого. При всех его недостатках, а их было немало, он по-настоящему любил Дофину, пусть и весьма своеобразно.

Я по-прежнему сидела на корточках и не знала, что делать.

– Жерар, – начала я, – примите мои соболезнования. Это совершенно шокирующая новость. Я была с Дофиной всего несколько часов назад. Она чувствовала себя хорошо, была веселой, и… – Я вспомнила грохот разбитого стекла в камине таверны и вздрогнула. – Что произошло?

Он двигал губами так, будто пытался достать языком кусочек пищи, застрявший между зубов.

– Ее отравили.

Я ахнула так громко, что даже Алекс на мгновение перестал сокрушаться и поднял взгляд.

– Что?! Этого не может быть! Кто мог хотеть отравить маму?

Жерар нарисовал большим пальцем завиток на своем письменном столе.

– Насколько я понимаю, находясь в Блеме, дамы посетили таверну.

Я разинула рот от удивления. Алекс с тревогой посмотрел на меня. Жерар поднял голову и внимательно пригляделся сначала к сыну, а затем ко мне.

– В вино, которое вам подали, что-то подмешали.