Дом на Северной

«И странно, — думал он, сидя в загородной электричке и направляясь на дачу. — Кругом творятся такие чудеса, летают на Луну, собираются на Марс, люди прилагают гигантские усилия, чтобы осуществить пересадку сердца, создают искусственные условия для жизни мозга, борются против рака и тысячи других смертельных недугов, а тут же рядом с больницей Склифосовского, где спасают умирающих людей и работают тысячи сложнейших механизмов, умнейших и самоотверженнейших людей, идет суд, судят ничтожных людишек. Странно».

Сергей сошел за одну остановку до своей и направился пешком через лес. Солнце, наливаясь блеклой розоватостью, коснулось верхушек сосен; воздух погустел, и терпко запахло смолой и ландышем; налетавшись за день, наевшись мошек, сонно и сыто попискивали зяблики, пеночки. Он остановился, оглядываясь, и подумал, что совсем недавно где-то — то ли в Бардино, то ли уже в Москве — почувствовал ландышевый запах, сильный и тонкий запах. Где же? Мысленно перебрал всех знакомых, с которыми встречался. Нет, не мог вспомнить.

Жена со своей матерью сидели под яблоней на раскладушке и, лениво отмахиваясь от комаров, говорили вполголоса о знакомых.

— Быстро что-то ты, — лениво сказала жена и поднялась. Она была в шортах, босиком, и ее несколько рыхловатое белое тело уже приятно покрылось легким загаром.

— Сделал дело — гуляй смело, — ответил наигранно весело он и сел на раскладушку. — Я в своей деревне был. Как вы тут без меня отдыхали?

— Ни-че-го, — сказала жена, растягивая слова и поворачиваясь перед ним, показывая, как она загорела. — От-ды-ха-ли! Еще на юг на месяц — совсем отлично! А вы?

— Работал как белый раб. Максимка спит?

— Макс отдыхает, товарищ Серж, — ответила жена, смеясь, и направилась на веранду за вишнями.

Сергей переоделся, открыл гараж, где стоял старый, неработающий «Москвич», и улыбнулся, почувствовав запах масла. Нет, недаром же все его родные братья — шоферы, а их четверо, и ему, видимо, надо было стать шофером, а не журналистом. Расстелил старый полушубок под машину и лег…

Он долго лежал не шевелясь, слыша, как рядом с гаражом, устроившись на сосне, жалобно попискивает пеночка-теньковка, как низом тянет сквознячком и, качаясь, шелестят от него сухие травинки, вызванивая своими тонкими стебельками тоскливую песенку, и в его душе будто что-то сдвинулось, тронулось; ему самому стало тоскливо.

— Се-ерж! — позвала жена, села на корточки рядом с машиной.

— Ты вот что, дорогая, зови меня не по-французски, а по-русски, — ответил помедлив он.

— Это почему же?

— Все потому же. Мне кое-что надоело.

— Мне ничуть не меньше надоело. Я верчусь целый день с ребенком, а между прочим, у меня работа посложней, чем у тебя.

— Вот и ешь свою работу с перчиком. Кто тебе не дает.

— С тобой говорить… — рассердилась жена.

— С тобой тоже. Никто тебя не заставляет брать отпуск за свой счет и прозябать на даче.

— Знаешь… — жена повернулась и, напружинив свои полные загорелые ноги, быстро пошла прочь.

Сколько он помнит, у них всегда были вот такие недомолвки. Жена работала инженером и не без особой гордости говорила, что у них в КБ всего два оклада по сто девяносто рублей и один из них принадлежит ей. В ее словах всегда был скрыт многозначительный намек на его меньший оклад. Она любила повторять: «Я сама сделала себе сто девяносто». Эти «сто девяносто» набили ему оскомину: они звучали как присказка к любому разговору.

Когда стемнело, он уехал в город. Дома сидел на балконе и смотрел на небо, а в голове роились мысли, подгоняя одна другую, торопясь, но и не мешая друг другу, и в их торопливости, скоротечности, будто отрешенности от него, Мирошина, он с тоской улавливал горькую суетность, так похожую на роящийся в небе звездный свет.

Он лег поздно. А утром разбудила его жена.

— Приветик. — Она обеспокоенно оглядела обе комнаты и, улыбаясь, подошла к нему: — Ты чего?

— Ничего.

Она внимательно посмотрела на него:

— Ты знаешь, Сережа, я думаю, а не съездить ли мне на юг? Ты как думаешь?

— Возьми Максимку и поезжай.

— Я хотела тебе еще вчера сказать, но ты такой был злой. Что случилось?

— Ничего.

— Я поеду одна, устроюсь, а потом мама приедет с Максимом. Ты смотри, сколько у нас пыли. Ты туфли не снимал?

— Снимал.

— Ты смотри, сервант прямо запылился… туалетный столик. Не включай телевизор, у него предохранители перегорели. Поедем в Крым. А смотри, на трюмо — слой пыли. Туда поедут многие из нашего КБ. Скучно не будет. Ты знаешь, я в спортлото опять ничего не сорвала. У нас на работе Вегин пять цифр угадал.

Жена играла в спортлото давно. У нее был свой метод игры. Когда кто-нибудь выигрывал, она в следующий раз зачеркивала именно те цифры, на которые пал выигрыш. Пока что метод не принес успеха. Но она с упорством одержимого продолжала придерживаться своей системы, считая, что, чем дальше, тем вероятность выигрыша больше.

— Нет, — сказала уверенно она. — Надо сыграть глобально, чтобы «Жигули» купить.

— У нас есть машина. Лишняя вещь — это, как сказал один умный человек, лишняя мозоль на ноге: мешает идти, — ответил, зевая, Мирошин.