Дом на Северной

Старушка поджала губы, ничего не ответила; Катя, всхлипывая от смеха, прошлась к окну, вскидывая ошалевшие свои глаза на старуху, оделась и направилась в сарай. У сарая остановилась, заметив почтальона, направлявшегося к ним с письмом. В сарае включила свет, разорвала конверт. «Дорогая Катя! Ты, безусловно, будешь в высшей степени удивлена, получив от меня депешу. Но такова жизнь! Сель ави, как говорят французы. Обращаемся мы всегда туда, где нас поймут и оценят. Обращается к тебе студент Московского университета, единственного в стране, Павел Гаршиков…» Катя не смогла дальше читать, буквы прыгали перед глазами, дрожали руки. Успокоившись, она достала письмо и прочитала его до конца. Письмо было коротенькое, в полстранички. «…Я не обращаюсь, Катя, а сообщаю, что я в прежнем своем качестве жив, учусь, безусловно, как и должно быть, хорошо и отлично. Среди моих однокурсников я не самый молодой, и это меня смущало сразу, а теперь нет. Ломоносов тоже начал учиться не с юных лет. Годы мне не мешают. Получил я письмо от Нюры Соловьевой, пишет, что Лыкова ринулась замуж. Об остальном молчит. Меня съедает простое гражданское любопытство: как и что? Только ты можешь не утаивая обо всем написать. Веришь, Катя, я изменился. Я знаю, к тебе был несправедлив. Извини, пожалуйста, если можешь. Сель ави. Я много читаю, слушаю лекции. Но, оказывается, трудно все прочитать. Напиши мне несколько слов. И все забудь. Студент МГУ Павел Гаршиков».

«Вот еще, — озабоченно подумала Катя, понюхала письмо. Она усмехнулась, довольно швырнула письмо в угол сарая: — Вот тебе!»

Катя села на ведро, подумав о Гаршикове, его насмешках над ней, подняла письмо, аккуратно разорвала на мелкие кусочки и положила в карман, обрадовавшись, что хоть так сможет отомстить ему за все обиды.

«Вот так», — с чувством исполненного долга подумала она, направляясь в дом. И весь вечер Катя вспоминала письмо Гаршикова, злорадно и довольно усмехалась так, как будто ей наяву удалось наказать его за прежние проделки.

На другой день Катя как бы невзначай спросила Соловьеву:

— Павел тебе пишет?

— Да ну его. Он, видишь, теперь, когда стал изучать одного ученого — Аристотеля, то точно не может понять, любит ли или нет меня. Пусть он полюбит самого Аристотеля. Пусть. Только я, кажется, Катенька, все-таки люблю. Он приедет в апреле на неделю. К тебе зайдет. Дурак он со своим философом Аристотелем.

* * *

О полученном письме Катя не сказала, но в душе она праздновала победу. На все окрики и понукания Моргунчука никак не отвечала. Когда Катя несколько бочонков с протухшими огурцами передвинула от двери, на их место поставила бочонки с квашеной капустой, Моргунчук совсем взбесился:

— Екатерина Зеленая Ивановна, — сказал строго, еле сдерживая свой командирский пыл, чувствуя, как у него мурашки побежали по спине. «Как на войне», — мелькнуло у него. — Не сметь! Как посмела?! Нарушен исторический порядок! Он был до нас, он был при нас, он будет после нас! Незыблемо! Не сметь! Сейчас, когда каждая минута дорога для грандиозных дел, она вон что! Не сметь!

— Катитесь вы подальше со своей минутой! — ответила спокойно Катя.

— Чего ты имеешь в виду? Молчу! — воскликнул искушенный в словесных сражениях. Моргунчук, снял шляпу, торопливо зачесал на розовом черепе реденькие волосики, свирепо буравя глазами женщин. — Молчу!

— А то, — глухо ответила Катя. — Знаю, чего… Вот и хорошо. Молчите. Гаршиков приедет. Знаете?

После этого Моргунчук, демонстрируя деловое усердие, побежал выговаривать следующим рабочим. Его голос слышен был уже на другом конце базы.

Странное было положение у Моргунчука: чем больше усердствовал, тем больше шишек падало на его голову, брошенных своими же подчиненными. Это очень сердило заведующего, но и давало повод вынашивать в своей голове планы мстительной расплаты, после которой всех увольняли, а на базе оставался один он — герой Моргунчук. Но сознание того, что он не всесильный, успокаивало его пыл, заставляя направлять энергию на изобретение мероприятий для небольшого коллектива базы. «Атомная война в условиях города Котелино» пройдена, — думал он горько, мучительно соображая, как же быть дальше с мероприятиями. — Чего-то нужно еще присовокупить в этот год. Теперь бы культпоход на озеро Рицу. Далеко. Денег мешок надо, но главное — запланировать, показать устремления, а там видно будет…»

Катя сама не ожидала от себя такой прыти, но победа над заведующим была одержана в присутствии Нюрки Соловьевой и Марьки Репиной. Теперь Катя старалась закрепить свою победу и до конца выдержать тон с начальником — серьезный, самостоятельный. Но к вечеру, изрядно устав, она уже думала совсем по-другому, жалела, что нагрубила Моргунчуку, можно было обойтись и без намеков, на которые уже не было серьезных оснований. Правда, ходили слухи, что заведующий тайно увез с базы мешков десять картофеля.