Дом на Северной

Гаршикову она могла рассказать все о себе, от него пахло духами, которых никогда не было в Котелине, он был совсем другой, нежели она, как будто человек с другой планеты. Он и на Юру не похож, было в нем что-то такое не от людей, которых знала она, следовательно, он и воспримет отстраненно, не проявит никакой заинтересованности, его мало тронет Катина судьба. Но зато она выскажется. Но помешал грохот разбитого окна. Мимо нее пулей пролетел Юра, столкнулся с Гаршиковым, собиравшимся ускользнуть из дома, отчего тот упал на спину. Юра в сенях дико закричал:

— Машка! Стой, курва! Стой, курва! Сто-ой, змея подколодная!

Катя с ужасом оглянулась на Ивана Николаевича, ожидая увидеть его мертвым, — почему-то была уверена, что именно он и был причиной этого грохота. Но Иван Николаевич стоял живой у стола и растерянно глядел на разбитое окно. Катя еле дотащилась до табуретки, все еще не выпуская из виду Ивана Николаевича и Татьяну Петровну, испуганно таращившихся на окно. Она пыталась что-то понять, увязать грохот с Иваном Николаевичем, ожидая, что будет еще что-то более неожиданное и неприятное.

— Не ко добру это, — еле слышно проговорил дрожащим голосом старик. — Не ко добру. Нет. Нет. Нет. Я всегда говорил: не ко добру.

Гаршиков подошел к разбитому окну, посмотрел, как Юра гнался за какой-то женщиной, невозмутимо попрощавшись, направился домой. А остальные так и стояли, пока Татьяна Петровна не бросилась завешивать разбитое окно.

ГЛАВА XVII

Все завертелось: недавно совсем было по-другому, а теперь перевернулось с ног на голову. Катя просидела до утра в своей комнате в ожидании Юры, гадая и строя догадки самые невероятные. Нелегко было от случившегося и старикам. Они легли, но спать не спали. Катя слышала, как те вполголоса обсуждали происшедшее, как досадовали, что именно в этот момент у них был такой ученый человек, ученейший из ученых и, видать, знаменитый на всю Москву, как Гаршиков.

Катя прождала Юру до утра, но он не вернулся. Все стало на свое место: Юре стыдно, он не придет. Она с трудом дождалась восьми часов и направилась на работу, где думала забыться и отдохнуть от дум.

Моргунчук уже ходил из одного склада на другой, громко, так, чтобы все слышали, отдавал распоряжения, и Катя удивилась, что в такую рань он уже трудился. Все рабочие, к ее удивлению, тоже были на своих местах, и Катя поняла, что опоздала. Как ни спешила, а все ж опоздала.

Весною тревожила одна забота — выбрасывать со складов гнилые, испорченные за зиму овощи. Раньше Катя могла весь день заниматься такой работой, но сейчас от неприятных запахов сильно подташнивало, она то и дело выходила на улицу отдышаться.

Нюрка Соловьева и Марька Репина делились впечатлениями о Гаршикове, по их злорадному смеху можно было заключить, что обе недовольны его приездом. Моргунчук крутился недалеко от подруг, подслушивая их разговор, его так и разбирало любопытство. Заметив, что Катя уличила его, подошел к ней, некоторое время сердито-изучающе смотрел на нее одним глазом.

— Мобилизовать все резервы и силы, — сказал он твердо, как бы упреждая все Катины возражения. — Мобилизовать, взять во всеоружии в это исторически ответственное время. Ты понимаешь, каждая минута — это уже много. У нас в СССР проживает двести тридцать миллионов человек, но если каждый сэкономит минуту, это сколько же минут?! А! Ты поняла?! Преподобная Катюша Зеленая, двести с большим лишком миллионов минут! Я тебя не ругаю за сегодняшнее опоздание. Ты думаешь, я не знаю. Я человек добрый, у меня душа младенца. Душа моя — это младенец! А положение наше сложное. Хорошо, что не только у нас сложное положение, а и во всем мире. Это уже другое. От такого нам легче. Но в мире обстановка наисложнейшая. Нужно объяснить людям. Я записал тебя снова в агитаторы. Объяснишь людям. Дам тебе газеты, понимаешь, объяснишь. Будешь маяком. От этого во многом зависят успехи общих успехов.

— Так я получаю, Александр Александрович, газету.

— Вот тебе, молоток, задание. Объясни, что нужно хорошо работать. Кругом крепко стоим, но обстановка чревата. Чревата. Поняла? Погоди, погоди. Дай поговорить. От этого зависят успехи общих успехов.

— Работа ждет, — сказала Катя, направляясь на склад.

— Слушай, Зеленая, может, мобилизуешься? — доверительно приблизился он. — Прочитаешь лекцию. Мобилизуешься и прочитаешь. Сама понимай, с вертихвосток ни грамма не возьмешь. А ты серьезная, старше́й-то их. Мобилизуешься? Тему дам тебе: «Здоровье наших детей — наша забота!» Я тебе расскажу, как надо.

— Ой, что вы! Не смогу.

— Гляди, Зеленая, гляди. Не опаздывай! А то у меня не отвертишься. Как это так ты не можешь, а опаздывать — первая!

Весь день Катя работала, на обед не уходила — не хотелось есть. В теле ощущалась слабость, и она только изредка выходила под яркое солнце обсохнуть, так как сильно потела. Оставив капустные чаны, из которых сильно пахло прелью, отчего у нее кружилась голова, выходила во двор и, подставив лицо солнцу, чувствовала, как медленно просачивается в нее солнечное тепло.