Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Сыновья Ансельма проявляли схожие тенденции. Старший, Натаниэль (род. 1836), учился в Брюнне, но жестоко поссорился с отцом, который считал его транжирой и несведущим в финансах. Фердинанд (род. 1839) выказывал еще меньше интереса к семейному делу, предпочитая проводить время в Англии, где родились и выросли и его мать, и его жена. Он достаточно откровенно признавался в отсутствии у себя важнейшей для Ротшильдов черты. «Странно, — уныло писал он в 1872 г., — всякий раз, как я продаю ценные бумаги, они тут же растут в цене, а если я покупаю, они обычно падают». Оставался Соломон Альберт (род. 1844), которого в семье обычно называли «Сальбертом». Альберт учился в Бонне и в Брюнне «с неустанными энергией, упорством, прилежанием и успехом», но в 1866 г., когда заболел его отец, проявил «величайшее беспокойство, тревогу и ужасный испуг [при мысли о том, что ему придется] самому отвечать за все» в Венском доме. Когда восемь лет спустя Ансельм все же умер, он оставил почти всю свою недвижимость и коллекцию произведений искусства Натаниэлю и Фердинанду, а Альберту — только свою долю в семейной компании, из-за чего тот считал, что с ним «не слишком хорошо обошлись». И Альберту пришлось, за неимением лучшего, заняться семейным делом.

Конечно, в Париже после смерти Джеймса в 1868 г. к власти пришло третье, а не четвертое, поколение. Однако спад ощущался и там. Отчасти проблема заключалась в том, что Джеймс был человеком деспотичным. Фейдо заметил, что Джеймс «никогда не перекладывал ни малейшей части своей громадной ответственности на детей и служащих». «Какая покорность со стороны его сыновей! — добродушно иронизировал он. — Какое чувство иерархии! Какое уважение! Они бы ни за что не позволили себе, даже по отношению к самой незначительной операции, поставить свою подпись — каббалистическую фамилию, которая связывает дом воедино, — не посоветовавшись с отцом. „Спросите папу“, — говорят вам сорокалетние мужчины, почти такие же опытные, как и их отец, независимо от того, насколько незначительна просьба, с какой вы к ним обращаетесь». Ту же тенденцию подметили и Гонкуры.

Самый старший сын Альфонс — когда его отец умер, ему исполнилось 41 год, — похоже, лучше всех противостоял отцовскому господству, что лишний раз подтверждает: именно первенцы в третьем поколении оказались лучше остальных приспособлены к тому, чтобы унаследовать или впитать менталитет Юденгассе. Альфонс, получивший образование в Бурбонском коллеже, любил искусство (и собирал марки), но никогда не позволял увлечениям отвлечь его от серьезных дел в банке. В марте 1866 г. один знакомый после ужина спросил его, «почему, раз он так богат, он работает как негр, чтобы стать еще богаче». — «Ах! — ответил Альфонс. — Ты не знаешь, какое удовольствие попирать сапогами множество христиан». Подобно Лайонелу и Ансельму, Альфонс находил удовольствие в аскетизме: когда в 1891 г. его заметили садящимся на поезд, идущий из Ниццы в Монте-Карло (где он «совсем немного играл»), примечательнее всего была заурядность его путешествия: «Он ждет поезда, сидя на лавке, как простой смертный, и курит сигару», — хотя кондуктор следил за ним ястребиным взглядом, готовый распахнуть дверцу его купе, как только он даст понять, что собирается садиться. Гюставу тоже свойственны были многие черты старших Ротшильдов. Как сухо заметил Мериме, когда ужинал с ним и его женой в Каннах в 1867 г., «похоже, что он очень религиозен и много думает о деньгах, как и остальные его домашние». Когда позже Мериме услышал, что Гюстав вдруг собрался и уехал в Ниццу, он не сомневался, что тот успел предварительно с выгодой сдать свою виллу в Каннах в субаренду.

Тяжелее пришлось младшим сыновьям Джеймса. В 1862 г. Гонкуры заметили, как властно обращался с Соломоном Джеймсом (род. 1835) его отец. Потеряв миллион франков на бирже, он «получил такое письмо от отца миллионов: „Соломон Ротшильд поедет ночевать в Ферьер, где получит распоряжения, которые его касаются“. На следующий день отец велел ему ехать во Франкфурт. В тамошней конторе он провел два года; решив, что отбыл „срок наказания“, Соломон Джеймс написал отцу, который ответил: „Дела Соломона еще не закончены“. И новый приказ послал его на пару лет в Соединенные Штаты».

Конечно, это карикатура, но основанная на реальных событиях, о чем свидетельствует и письмо Джеймса к его старшим сыновьям, отправленное в августе 1861 г. Предложив каждому из сыновей на 100 тысяч франков пьемонтских облигаций, он недвусмысленно приказывал, чтобы Соломон «не имел никакого отношения к их реализации и совершенно не участвовал в операции. Любой ценой необходимо не давать ему возможности разговаривать с брокерами или снова вступать в контакт с открытым рынком… Я не хочу, чтобы в его голову снова проникали мысли о спекуляции». Ему так и не позволили вступить в компании в качестве associé (компаньона).