Первым британским чиновником, получившим материальную выгоду от своих отношений с Ротшильдами, был, как мы видели, Херрис. Хотя невозможно в полном масштабе оценить его личный вклад в операции банкирского дома Ротшильдов в эпоху Наполеоновских войн, он был регулярным участником послевоенных займов, например займа, предоставленного в 1817 г. городу Парижу. Херрис — «твой собственный тамошний Будерус» — был, по словам Соломона, «одним из важных людей, чье расположение жизненно важно». Другим был лорд Стюарт, брат лорда Каслри, британский представитель в Париже в послевоенные годы. Он первым попросил Соломона и Джеймса «спекулировать для него с рентами» в октябре 1817 г., и потом стал «очень приветлив с нами. Между нами, он любит азартные игры, — сообщал Соломон, — и я дал ему долю в нашей операции… рентных бумаг на 50 тысяч франков». По этому случаю Соломон вспомнил завет отца, что «если важная персона входит в [финансовое] партнерство с евреем, она принадлежит еврею». Когда Стюарт обратился к ним за помощью в своих английских делах, Соломон уговорил Натана пойти ему навстречу: «Мы должны регулярно соглашаться с желаниями этого министра, так как здесь он — все, и он помогает нам получить займы, продажу за наличные [французских репараций] и все остальное — к тому же он
Следует подчеркнуть, что такие отношения сами по себе не были нелегальными — Ротшильды имели полное право предлагать банковские услуги политикам и государственным служащим. Однако братья часто между собой называли «взятку» характерной чертой их отношений с Арбетнотом и многочисленными иностранными государственными служащими, особенно Жерве из России. И, как показывает случай с Херрисом, намеки на коррупцию в прессе могли сильно повредить карьере упомянутых политиков. Более того, братья заранее, больше чем за десять лет, предчувствовали своего рода политический скандал, который разгорелся в 1828 г. Задолго до того они беспокоились, что их с Херрисом военные счета не выдержат пристального рассмотрения в парламенте.
Зная все обстоятельства, не приходится удивляться, что герцог Веллингтон также некоторое время хранил деньги в банке Ротшильдов. Более того, Стюарт официально познакомил герцога с Соломоном и Джеймсом. Значимость этих отношений в финансовом смысле, скорее всего, была невелика: судя по сохранившемуся балансовому отчету за 1825 г., Веллингтон особо не превышал размеры кредита. Но в глазах Соломона главным был престиж того, что они стали «банкирами Веллингтона»: «Это большая честь… Ты можешь сказать: „Какое значение имеет честь? Честь — не деньги“. Как честный человек, говорю тебе, что сейчас я предпочитаю честь деньгам. [На деньги] много не сделаешь, можно только есть, а еды у нас больше чем достаточно. [Но] без чести хлеб горек. Веллингтона здесь почитают больше, чем самого короля».
Всего через два месяца Джеймс хвастал своим влиянием на герцога, которому он «уже подарил разные вещи».