Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

«Назначение» Огаста Белмонта (сменившего Шёнберга) на роль агента Ротшильдов в Нью-Йорке произошло по чистой случайности. 15-летний Белмонт поступил во Франкфуртский дом учеником и сделал там стремительную карьеру. Каждый день он вставал в 5 утра, чтобы усовершенствовать французский, английский и арифметику. В 1834 г. он в качестве секретаря одного из партнеров посетил Париж, Неаполь и Рим; а в 1837 г. решено было послать его на ту сторону Атлантики. Однако, вопреки сообщению в газете «Альгемайне цайтунг дес юдентумс», Ротшильды явно не собирались сделать Белмонта нью-йоркским агентом банка. Он получил приказ всесторонне оценить тамошний финансовый кризис — «дать нам знать, что происходит, чтобы мы решили, что делать», — и затем проследовать в Гавану. Такой маршрут доказывает, что, с точки зрения Джеймса, главный интерес для семьи представляла Куба. Как он выразился, если не считать существующих обязательств примерно на 100 тысяч ф. ст., «Испания получает оттуда все свои доходы… и это одно из самых выгодных деловых предприятий». Более того, к концу апреля Джеймсу и его племянникам удалось сократить свои обязательства в США всего до 9 тысяч ф. ст., причем этот остаток Джеймс готов был списать. Конечно, возможность учреждения дома Ротшильдов в Нью-Йорке не сбрасывалась со счетов: Джеймс признавал потенциал американского рынка и был убежден, что какие-то операции можно уберечь от «кораблекрушения», вызванного банковским кризисом; но он, судя по всему, считал, что такая задача Белмонту не по силам. Предполагалось, что его поездка будет краткосрочной; более того, не возникало даже вопроса о том, чтобы Белмонт возглавил отделение в Гаване. На самом деле Джеймс хотел другого: чтобы в Америку поехал кто-то из Ротшильдов.

Но кто? Споры в семье высвечивают основную проблему, которой суждено было еще много лет влиять на политику Ротшильдов по отношению к США: туда не хотел ехать никто из них. Доказательством служат тщетные попытки Джеймса убедить племянников взять эту миссию на себя. Энтони, по его словам, «давно намекал, что хотел бы поехать в Америку… и с радостью воспользуется такой возможностью»: «Настоятельно рекомендую ему так и поступить не откладывая. У нас столько интересов в этой стране и в Гаване, что одному из нас следует незамедлительно туда отправиться. Однако я не считаю, что поехать должен ты, милый Ансельм. Пусть лучше поедет Энтони. Я прекрасно понимаю, что такую поездку не назовешь приятной, но делами надо заниматься, а ты, милый Ансельм, поехать не можешь, во-первых, потому, что мой брат Амшель плохо себя чувствует и следующим летом не сможет остаться во Франкфурте с братом Карлом. Последний также хочет поехать на воды… и, в-третьих, ты человек женатый, в то время как Энтони — холостяк, поэтому я не вижу никаких причин, почему бы Энтони не поехать туда вместо тебя. Кроме того, здесь у меня нет никого, кто говорил бы по-английски… По-моему, в Америке можно будет заработать много денег. Американские государственные ценные бумаги, которые можно продать в Лондоне, в Америке можно купить буквально за гроши, так как ни один банкирский дом не пользуется там доверием, и… можно получить весьма неплохую прибыль… Как только ты прибудешь в Америку, отправляй Белмонта вперед себя в Гавану… Короче говоря, милый племянник, призываю тебя очень тщательно все обдумать, но, что бы ты ни решил, главное — приступай к делу безотлагательно».

По неясным причинам это предложение было заброшено или отклонено — возможно, из-за возражений матери Энтони. Однако через месяц — и через полторы недели после того, как Белмонт доплыл до Нью-Йорка, — Джеймс предпринял новую попытку. «Не думаете ли вы, — немного неискренне спрашивал он племянников, — что Белмонту следует перебраться из Америки в Гавану, так как наши интересы в Америке больше не имеют такого значения? Здесь у меня никого нет, и если вы так пожелаете, я поеду в Америку, а Белмонт тогда может ехать в Гавану, так как поездка в Америку — не слишком важное дело. Это детская игра». Если он собирался своими словами раззадорить племянников, его уловка почти сработала, судя по следующему письму Джеймса: «…милый Нат, ты спрашиваешь, что я имел в виду, написав, что, будь я моложе, я поехал бы в Гавану, — и не пытаюсь ли я таким образом послать тебе тонкий намек. Вынужден поэтому откровенно тебе признаться, каковы мои соображения в связи с данным вопросом. Я бы наверняка сам поехал в Гавану… Лично для меня это была бы поездка, в которую я отправился бы с радостью. Однако, если бы туда пожелал поехать кто-то из моих племянников, я бы всеми силами и всей своей любовью противился такому замыслу и не допустил бы этого, так как [Гавана] слишком далека и слишком опасна из-за жары, и более того, она не настолько важна для наших дел, чтобы подвергаться таким опасностям».