Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Английская связь

Сначала английские племянники Джеймса относились ко всем этим прожектам, мягко говоря, двойственно. Джеймс поручил им большую часть подготовительной работы по железнодорожному финансированию — особенно Энтони, который в конце концов стал разбираться в железных дорогах лучше дяди. Однако Энтони и его братья так и не утратили подозрительного отношения к финансированию промышленности, которое они унаследовали от отца. «Ничего нового, кроме железнодорожных компаний, — жаловался Энтони в мае 1838 г., — и их так много, что они надоедают — такая зависть со стороны… других компаний, что… поневоле теряешь покой». Нат признавался, что Парижский дом «не слишком думает о нашем бедном Лондонском доме в этих [железнодорожных] вопросах»; но сам он никогда не упускал случая указать на недостатки проекта Северной линии. «Нам постоянно докучают Перейра и Эйхталь, которые… [пытаются] убедить нас сделать большие вложения в железную дорогу до Шартра, — жаловался он весной 1842 г. — Эти паршивые железные дороги отнимают все наше внимание, и лично я жалею… что его величество приказал их построить, от них нам одно беспокойство, трудности и никакого возмещения… Я совершенно не считаю, что… наш банкирский дом должен принимать активное участие в финансировании железных дорог». «Мы по шею в дыму, — ворчал он через несколько недель, — но ничего не получаем за все наши труды и волнения». Временами он сомневался в том, что железные дороги когда-либо принесут прибыль: «Все боятся держать акции железных дорог и боятся ездить по ним». Иногда он высказывался против сопутствующих рисков: «Лично я… надеюсь и верю, что мы больше не будем иметь ничего общего с Бельгийской] железной дорогой, разве что сохраним у себя много акций, которые продадим, как только появится удобный случай, — я не испытываю никакого желания по шею завязнуть в вонючей железной дороге; в самом лучшем случае [запачкаешь?] штаны, в то время как другим все о ней известно, и когда мы хотим лучше ознакомиться с этим явлением, мы должны обращаться к Перейре… Кроме того, неприятности и трудности с правительством…»

Но чаще всего он выступал против того, что участие в эксплуатации железных дорог, в отличие от спекуляции железнодорожными акциями, могло стать потенциально опасным капиталовложением: «Я против дела с [Бельгийской] железной дорогой, потому что боюсь тревог, трудов и волнений, какие она, несомненно, нам доставит, — моральная ответственность за нее возляжет всецело на нас, и я бы лучше оставил другим прибыль, которую, скорее всего, принесут акции, чем участвовал в таком крупном предприятии, не имея возможности уделять ему надлежащее внимание… Таково мое личное мнение, и я самым искренним образом считаю, что барону следует ограничиться чисто финансовыми делами, в которых мы разбираемся и из которых мы можем выйти, когда сочтем нужным».

Нат радовался, когда казалось, что концессию на постройку Северной железной дороги отдадут другим, и тревожился, когда концессию в конце концов предоставили Ротшильдам. Хотя Энтони был настроен не так враждебно, как брат, он отнесся к делу почти с таким же отсутствием воодушевления. «Что же касается железных дорог, — писал он Лайонелу в июне 1842 г., — думаю, что самое лучшее… не иметь с ними ничего общего».

Их отношение раскрывает глубинную разницу в подходах, хотя трудно сказать, в какой степени эта разница определялась проблемой отцов и детей, а в какой — вопросами среды. То, что Ансельм, который провел почти всю активную жизнь в Париже или во Франкфурте, также был против слишком активного вовлечения компании в железнодорожные дела, позволяет предположить некоторую степень конфликта поколений. Признавая, что «в наше время консервативное чувство преобладает над стремлением получать — по крайней мере, у меня», Нат говорил от имени всех более молодых Ротшильдов. Как и «Журналь де деба», они испытывали опасения, что в борьбе за концессию на прокладку Северной железной дороги Джеймс борется «за привилегию погубить себя». Размышляя над степенью их участия, Нат выразился так: «…не мытьем, так катаньем мы приобретем множество акций на рынке и, возможно, увязнем в них — не сомневаюсь, если все останется так, как сейчас, все акционерные компании необычайно преуспеют, но, боже сохрани, если произойдет малейший политический или финансовый кризис. Что тогда станется со всеми этими акциями?»

Однако «Барону» было не до мыслей о возможных последствиях: он был занят «махинациями» со множеством новых государственных облигаций и акций, которые поступали на рынок в больших количествах.