Домби и сын

И летитъ оно, это чудовище, съ громомъ, съ ревомъ, съ визгомъ, пробиваясь черезъ жилища людей, сверкая по лугамъ, прокапываясь черезъ сырую землю, волнуясь въ темнот черезъ затхлый воздухъ и вновь прорываясь на вольный свтъ, озаренный яркими лучами солнца! Съ громомъ, съ визгомъ, съ ревомъ летитъ оно черезъ поля, черезъ лса, черезъ нивы, черезъ песокъ, черезъ глину, черезъ мловыя горы, черезъ утесы, — и все даетъ ему дорогу, все склоняется передъ нимъ, какъ передъ смертью, передъ этимъ неумолимымъ властелиномъ всего живущаго и прозябающаго подъ солнцемъ!

По лощинамъ, по холмамъ, по долинамъ, по горамъ, по паркамь, по лугамъ, по огородамъ, по садамъ, черезъ каналы, черезъ рки, черезъ тучныя пастбища съ табунами и стадами, черезъ безмолвныя кладбища съ монументами и крестами, черезъ заоды съ ихъ дымными трубами, черезъ деревни съ ихъ бдными хижинами, черезъ площадки съ ихъ великолпными зданіями и куполами, — везд и черезъ все летитъ оно съ громомъ, съ визгомъ, съ ревомъ, не оставляя посл себя никакихъ слдовъ, точно такъ же, какъ смерть, какъ этотъ неумолимый властелинъ всего живущаго и прозябающаго подъ солнцемъ!

Впередъ и впередъ, въ ведро и ненастье, въ дождь и бурю, черезъ пропасти и трясины, впередъ по насыпямъ и массивнымъ мостамъ, мимо деревенскихъ хижинъ, мимо великолпныхъ дачъ и богатыхъ помстій, мимо старыхъ дорогъ и тропинокъ, мимо мельницъ и фабрикъ, впередъ и впередъ мимо всхъ этихъ людей, съ безмолвнымъ изумленіемъ глазющихъ на могучаго гиганта, который катится и реветъ, гордо и быстро, ровно и гладко, направляя путь къ врной цли, презирая всхъ и все, какъ этотъ неумолимый властелинъ всего живущаго и прозябающаго подъ солнцемъ.

Летитъ паровой гигантъ съ громомъ, съ ревомъ, съ визгомъ, прорываясь подъ самою землею и работая съ такой энергіей, что движеніе среди мрака и вихря кажется остановленнымъ до той поры, пока лучъ свта на мокрой стн не обнаружитъ его стремленія, подобнаго бурному потоку. И вновь летитъ онъ подъ открытымъ небомъ при блеск солнца, летитъ съ пронзительнымъ визгомъ, изрыгая изъ мрачной пасти адское презрніе на всхъ и на все. Тамъ и сямъ на мгновеніе останавливается онъ передъ толпой новыхъ лицъ, съ жадностыо пьетъ воду, смачиваетъ перегорвшее горло, и прежде, чмъ помпа, утолившая его жажду, перестала капать, онъ опять кружится и реветъ, съ визгомъ и трескомъ пробгая багряное пространство.

И громче визжитъ онъ, и сильне реветъ, подъзжая наконецъ къ опредленной цли. Его путь, какъ путь смерти, усянъ теперь пепломъ и прахомъ. Все почернло вокрутъ. Чуть виднются тамъ и сямъ грязныя лужи, темныя захолустья, мрачныя жилища, развалившіяся стны, проломленныя крыши, скаредныя каморки, черезъ которыя проглядываютъ нищета и болзни во всхъ возможныхъ положеніяхъ и видахъ. Дико и угрюмо смотритъ м-ръ Домби изъ окна вагона на окружающіе предметы: онъ увренъ, что лучи дневного свтила никогда не падаютъ на эту грязь, окуренную дымомъ и копотью безобразнаго чудовища, которое принесло его на это мсто. Таковъ былъ соотвтствующій конецъ этого пути, опустошительный и гибельный, и такимъ могло быть окончаніе всякой вещи!

Ни на одно мгновеніе не прояснились мысли м-ра Домби. На все онъ смотрлъ съ угрюмымъ и мрачнымъ видомъ и во всемъ находилъ близкое отношеніе къ своему несчастью. Вс предметы, отъ дымящагося паровоза до изуродованной трубы на ближайшей развалин, обдавали его гордую душу мертвящимъ холодомъ, кололи безъ пощады его ревнивое сердце и, казалось, еще больше раздували его ненависть къ тмъ лицамъ, которыя, такъ или иначе, обнаруживали свои права на любовь и память умершаго младенца.

Одно лицо въ продолженіе этого перезда съ особенмой ясностью рисовалось въ его воображеніи, лицо заплаканное, прикрытое дрожащими руками, черезъ которыя однако-жъ искрились глаза, постигавшіе сокровенныя мысли его души. И теперь онъ видлъ передъ собой это лицо, обращенное къ нему съ робкой мольбой, точь-въ-точь, какъ въ ту послднюю ночь передъ отъздомъ, когда онъ приводилъ въ порядокъ разбросанныя бумаги въ своемъ уединенномъ кабинет. Не выражалось на немъ ни укоризны, ни упрека, но какое-то тревожное сомнніе, очень похожее на упрекъ посл того, какъ сомнніе превратилось въ роковую увренность относительно подозрваемыхъ чувствъ отца къ отверженному дтищу. Словомъ, лицо Флоренсы крайне тревожило м-ра Домби.