Но была одна мысль въ этой душ, могучая и пылкая, которая поддерживала ее въ трудной борьб съ несчастной дйствительностью. Она уврила себя, что смертью не разрываются узы, соединяющія насъ съ предметами нашей любви: увренность, общая всмъ несчастнымъ, для которыхъ жизнь не представляетъ никакой отрады, никакого успокоенія. Ей казалось, что ея мать и братъ, окруженные лучезарнымъ сіяніемъ, смотрятъ съ высоты неба на оставленную сироту, наблюдаютъ за ея поступками, видятъ ея мысли, сочувствуютъ горю, оживляютъ надежды ея сердца и готовы руководить ею на всхъ ступеняхъ ея земного странствованія. Эта мысль впервые озарила ее со времени рокового свиданія съ отцомъ въ послднюю ночь и съ той поры уже ни разу не оставляла ее. Думать объ этой надзвздной жизни сдлалось единственной отрадой ея растерзаннаго сердца. Но вдругъ, по странному сцпленію идей, ей пришло въ голову, что, горюя безпрестанно по поводу суровости отца, она можетъ вооружить противъ него умершихъ членовъ семейства. Какъ ни странна и дика подобная мысль, но источникъ ея заключался въ любящей натур, и съ этой минуты она принудила себя думать объ отц не иначе, какъ съ надеждой пріобрсти его любовь.
Почему же нтъ? Отецъ, — думала Флоренса, — не знаетъ, какъ она его любитъ. Она еще такъ молода, и безъ матери никто не могъ научить ее какъ должно выражать любовь своему отцу. Надо подождать. Со временемъ это искусство, вроятно, придетъ само собою, она сдлается умне, и тогда-то отецъ узнаетъ, какъ она его любитъ.
Это сдлалось задачей ея жизни. Когда утреннее солнце бросало лучи на пустынный домъ, одинокая его хозяйка уже была на ногахъ и трудилась безъ устали съ одною цлью — сдлаться достойной отцовской любви. Флоренса думала, чмъ больше пріобртетъ она познаній, чмъ совершенне сдлается ея образованіе, тмъ пріятне будетъ отцу, когда онъ ее узнаетъ и полюбитъ. Иногда, съ трепещущимъ сердцемъ и слезами, она спрашивала себя, въ состояніи ли она приличнымъ образомъ поддержать разговоръ, когда они вмст станутъ разсуждать; иногда старалась придумать, нтъ ли особаго предмета, которымъ отецъ дорожитъ больше, чмъ другими. Везд и всегда — за книгами, за музыкой, за тетрадями, за рукодльемъ, за утренними прогулками и въ ночныхъ молитвахъ — одна и та же цль преслдовала ее въ различныхъ видахъ, съ разными подробностями. Странный трудъ для ребенка — изучать дорогу къ жестокому сердцу отца!
Многіе безпечные зваки, проходившіе въ лтніе вечера мимо заколдованнаго дома, видли въ одномъ изъ оконъ молодое лицо, обращенное на луну и мерцавшія звзды, лицо тревожное и задумчивое; кому и какъ могло придти въ голову, какая мысль отсвчивается на этомъ прекрасномъ лиц! Только Богъ одинъ зналъ тайну бдной двушки!
И жила Флоренса одна въ пустынномъ дом. День проходилъ за днемъ, a она все жила одна, и мрачныя стны, какъ зминыя головы Горгоны, леденили ее мертвящимъ взглядомъ, угрожавшимъ превратить въ камень ея молодость и красоту.
Однажды утромъ Флоренса складывала и запечатывала какое-то письмо. Сусанна Нипперъ стояла подл и смотрла на молодую госпожу съ одобрительнымъ взглядомъ, изъ котораго значилось, что содержаніе письма ей было извстно.
— Лучше поздно, чмъ никогда, миссъ Флой, — говорила Сусанна, — и, я думаю, даже визитъ къ этимъ беззубымъ Скеттльзамъ принесетъ вамъ пользу.
— Сэръ Барнетъ и леди Скеттльзъ, Сусанна, длаютъ мн большую честь, повторяя свое приглашеніе, — возразила Флоренса съ кроткимъ упрекомъ за неосторожную фамильярность, съ какою миссъ Нипперъ произнесла эти имена. — Я имъ очень благодарна.
Миссъ Нипперъ, самая отчаянная партизанка, какая когда-либо существовала на земл, вздернула губы и покачала головой, явно протестуя противъ безкорыстности Скеттльзовъ. Готовая воевать всегда и везд, она теперь, пожалуй, дала бы присягу, что старые черти себ на ум.
— Знаютъ они, гд раки-то зимуютъ, — ворчала Сусанна. — О, врьте вы этимъ Скеттльзамъ!
— Признаюсь, мн бы очень не хотлось къ нимъ хать, — сказала Флоренса посл нкотораго размышленія, — но ужъ отказаться было бы неловко. Поду, длать нечего.
— Разумется, позжайте, — съ живостью перебила Сусанна, замотавъ головой.
— Дурно то, что теперь каникулярное время, и къ нимъ, вроятно, нахало много молодежи. Я бы охотне предпочла сдлатъ этотъ визитъ во всякое другое время.
— A я такъ думаю, во всякое другое время y нихъ пропадешь со скуки, какъ и въ почтенномъ дом вашего батюшки. Ох-г-г-г!
Этимъ послднимъ восклицаніемъ миссъ Нипперъ довольно часто заключала свои сентенціи, и въ людской очень хорошо знали, что она выражала этимъ способомъ свое негодованіе противъ м-ра Домби.
— Какъ давно мы не имли извстій о Вальтер, Сусанна! — замтила Флоренса посл минутнаго молчанія.
— Давненько, миссъ Флой! Перчъ, правда, приходилъ сюда за письмами и болталъ… ну, да что слушать этого болвана? Много онъ смыслитъ!
Флоренса быстро подняла глаза, и лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ. Сусанна пришла въ нкоторое замшательство, но мигомъ оправилась и съ большой энергіей продолжала: