Домби и сын

— Полагаете ли вы, ребята, что "Сынъ и Наслдникъ" пошелъ ко дну? Можетъ быть. A я какъ думаю? о чемъ? Пусть будетъ такъ. Шкиперъ идетъ къ каналу Святого Георгія, къ Даунсамъ. Что y него передъ носомъ? Гудвинскія отмели. Кто это сказалъ? никто. Онъ можетъ наскочить на Гудвинсы, можетъ и не наскочить. Разумй. Въ зашеекъ не толкаютъ. Баста! Не звать на рул и счастливо оставаться.

Затмъ таинственный голосъ вышелъ на улицу, уведя съ собой командира "Осторожной Клары" и сопутствуя ему до самой каюты, гд онъ немедленно погрузился въ койку и освжился крпкимъ сномъ.

Внимательные слушатели изреченій мудреца съ крайнимъ недоумніемъ смотрли друтъ на друга, стараясь каждый иосвоему вникнуть въ загадочныя слова Бенсби, который, какъ оракулъ, поставленный на треножникъ, ни на шагъ не отступилъ отъ существенныхъ правилъ, свойственныхъ всмъ вообще оракуламъ древыихъ и новыхъ временъ. Еще въ большемъ недоразумніи находился Благотворительный Точильщикъ, видвшій всю сцену съ чердака изъ потолочнаго окна: маленькая и очень невинная хитрость, которую шпіонъ м-ра Каркера уже не разъ позволялъ себ при разныхъ случаяхъ и обстоятельствахъ. Куттль, съ своей стороны, убжденный еще больше въ высочайшей премудрости командира Бенсби, въ жизнь не дававшаго никакихъ промаховъ, вывелъ изь его словъ положительное заключеніе, чго "Сынъ и Наслдникъ" бросаетъ якорь надежды, за который съ помошью божьею и должна уцпиться вся компанія. Флоренса старалась уврить себя, что капитанъ былъ правъ; но Сусанна Нипперъ Выжига, энергически замотавъ головой, обънвила прямо и ршительно, что командиръ Бенсби такой же дуракъ, какъ Перчъ разсыльный.

Дядя Соль, посл торжественнаго совщанія, остался въ такомъ же расположеніи духа, какъ и прежде и тотчасъ по уход Бенсби принялся разъзжать по географическимъ картамъ, отмривая циркулемъ безнадежныя разстоянія. Когда, такимъ образомъ, онъ погруженъ былъ въ свое путешествіе, Флоренса шепнула о чемъ-то Куттлю, и тотъ немедленно подошелъ къ старику.

— Ну что, дядя Соль? — заговорилъ капитанъ, дружески положивъ свою тяжелую руку на плечо инструментальнаго мастера. — Что новенькаго?

— Ничего, Недъ, такъ себ, — отвчалъ Соломонъ Гильсъ. — Мн пришло теперь въ голову, что въ этотъ самый день мой бдный мальчикъ поступилъ въ контору Домби и Сына. Тогда онъ поздно воротился къ обду и слъ тамъ, гд ты теперь стоишь. Мы заговорили тогда о кораблекрушеніяхъ, и я насилу могъ отвлечь его отъ этого предмета.

Глаза Флоренсы съ живйшимъ любопытствомъ обратились на старика. Онъ остановился.

— Держись, крпче, старый другъ! — возопилъ капитанъ. — Будь веселъ и смотри на все очертя голову. A знаешь, что? Я провожу теперь наше сокровище, — здсь капитанъ поцловалъ руку Флоренсы, — и потомъ, на возвратномъ пути, завербую тебя на цлый день. Мы отобдаемъ вмст y меня или въ трактир.

— Нтъ, нтъ, — съ живостью возразилъ старикъ, видимо смущенный этимъ предложеніемъ. — Отобдаемъ, пожалуй, только не сегодня. Сегодня я не могу.

— Почему же?

— Я… я очень занятъ сегодня. Надобно обдумать и привести въ порядокъ… Право, Недъ, сегодня не могу. Мн надобно подумать о многихъ вещахъ… Я долженъ остаться наедин.

— Ну, такъ завтра, Соломонъ?

— Завтра, пожалуй, — отвчалъ старикъ. — Да, именно завтра. Это лучше всего. Подумай обо мн завтра, Недъ Куттль.

— Такъ помни же, Соломонъ, завтра поутру къ теб непремнно явлюсь.

— Хорошо, хорошо. Утро вечера мудрене, Недъ Куттль, a теперь прощай, мой другъ, прощай. Благослови тебя Богъ!

И говоря это, старикъ пожималъ руку капитана съ необыкновеннымъ жаромъ. Потомъ онъ съ большою нжностью поцловалъ об руки Флоренсы, пристально посмотрлъ на ея лицо и съ какой-то странной суетливостью проводилъ ее къ карет. Все это произвело такое впечатлніе на Куттля, что онъ нсколько минутъ промедлилъ на крыльц подл деревяннаго мичмана, длая увщанія Робу, чтобы тотъ внимательне смотрлъ за своимъ хозяиномъ до слдующаго утра. За этимъ увщаніемъ онъ всунулъ ему въ руку шиллингъ и общалъ еще шесть пенсовъ на другой день, если тотъ исправно выполнитъ сдланныя порученія. Устроивъ такимъ образомъ это дло, Куттль, считавшій себя естественнымъ и законнымъ тлохранителемъ Флоренсьы, взобрался на козлы и благополучно проводилъ ее домой. На прощаньи онъ уврилъ ее еще разъ, что не разстанется съ Соломономъ до гробовой доски и будетъ охранять его до страшнаго суда. Затмъ пришла ему въ голову м-съ Максъ Стингеръ и, припомнивъ храбрый вызовъ Сусанны Нипперъ, онъ, обращаясь къ этой двиц, не могъ удержаться отъ восклицанія: "Такъ неужели бы вы засадили ее, моя милая, неужели!"