Домби и сын

Молодой Скеттльзъ гостилъ теперь дома, отпущенный на каникулы изъ докторской теплицы. Онъ терплъ невыносимую муку отъ своего высочайшаго галстука и отъ докучливой маменьки, которая непремнно хотла, чтобы онъ безпрестанно любезничалъ съ Флоренсой. Его мученія увеличились еще больше отъ общества д-ра Блимбера и м-съ Блимберъ, которые тоже были приглашены подъ мирную кровлю его гостепріимныхъ родителей. Выведенный изъ терпнія, молодой Барнетъ всю эту компанію посылалъ къ чорту и даже говорилъ, что охотне прожилъ бы каникулы на каторг.

— Не желаете-ли вы, д-ръ Блимберъ, познакомиться съ кмъ-нибудь черезъ мое посредство? — спросилъ сэръ Барнетъ, обратившись къ этому джентльмену.

— Вы очень добры, сэръ Барнетъ, — отвчалъ д-ръ Блимберъ, — покорно васъ благодарю. Здсь покамстъ я никого не имю въ виду. Я слдую Теренцію и думаю вмст съ нимъ, что вс люди имютъ одинаковое право на мою любознательность. Впрочемъ, каждый отецъ, имющій сына, особенно интересуетъ меня.

— Не желаете-ли вы, м-съ Блимберъ, быть представленной какой-нибудь особ?

— О, если бы вы, сэръ Барнетъ, могли представиь меня Цицерону, въ его очаровательномъ тускуланум, я бы покорнйше стала просить васъ о такой милости! — отвчала м-съ Блимберъ съ пріятнйшей улыбкой и повертывая во вс стороны свою шляпу небеснаго цвта. — Общество ваше и любезной леди Скеттльзъ длаетъ для меня излишнимъ всякое другое знакомство. Къ тому же я и мой мужъ имемъ удовольствіе видть каждый день милаго вашего сына.

При этомъ молодой Барнетъ вздернулъ носъ, и лицо его, обращенное на обожательницу Цицерона, приняло самое сердитое выраженіе.

Сэръ Барнетъ Скеттльзъ принужденъ былъ ограничиться небольшимъ обществомъ къ великой радости Флоренсы, принявшейся изучать это общество съ тою завтною цлью, которая такъ глубоко запала въ ея душу.

Въ дом гостило нсколько дтей. Вс они были такъ же свободны и счастливы съ своими отцами и матерями, какъ розовыя малютки напротивъ лондонскаго дома м-ра Домби. Ничто ихъ не стсняло и они открыто выражали свои чувства. Флоренса старалась изучить ихъ секретъ, старалась угадать, чего недоставало въ ней самой, чтобы сдлаться столь же привлекательной, какъ эти маленькія дти. Она надялась теперь, открывъ ихъ тайну, научиться, какъ должно обнаруживать свою любовь отцу.

Долго Флоренса наблюдала этихъ дтей. Не разъ, въ раннія утра, когда солнце только-что вставало, и въ дом еще никто не пробуждался, бдная двушка уединенно гуляла по берегу рки и заглядывала въ окна спаленъ, гд покоились маленькія дти. Флоренса думала о нихъ съ любовью и наслажденіемъ, но въ то же время чувствовала, что здсь, среди этой розовой группы, она еще уединенне, чмъ въ опустломъ дом своего отца. При всемъ томъ она продолжала жить среди этой группы и съ терпніемъ изучала трудное искусство возбуждать любовь въ родительскомъ сердц.

Въ чемъ же, наконецъ, состоитъ это искусство и гд его начало? Были здсь дочери, уже владвшія сердцами своихъ отцовъ. Он не встрчали ни холоднаго взора, ни нахмуренныхъ бровей, и даже не подозрвали, что отецъ можетъ отвергать свое дитя. Когда солнце бросало яркіе лучи съ высокаго горизонта, и роса высыхала на цвтахъ, окна спаленъ постепенно открывались, и прекрасные беззаботные ребята съ веселымъ крикомъ выбгали на зеленый лугъ для утренней прогулки. Чему же могла Флоренса научиться отъ этихъ дтей? Не поздно ли взялась она за дло? Каждый мальчикъ и каждая двочка безбоязненно подбгали къ отцу, ловили готовый поцлуй и обвивались вокругъ шеи, уже протянутой для дтской ласки. Нельзя же ей съ самаго начала сдлаться столь смлой въ обхожденіи съ своимъ отцомъ. О, неужели должна исчезнуть всякая надежда! Неужели слдствіемъ неутомимыхъ занятій будетъ окончательное убжденіе, что для нея не существуетъ дороги къ родительскому сердцу?

Даже та старуха, что ограбила ее въ дтств — Флоренса хорошо помнила вс подробности этого приключенія — съ любовью говорила о своей дочери, и мысль о разлук съ нею вырвала изъ ея груди страшный и болзненный крикъ отчаянія. Но мать, вроятно, не то, что отецъ: Флоренса тоже со всею нжностью была любима своею матерью. "А, впрочемъ, какъ знать? — съ трепетомъ и слезами думала несчастная двушка, живо представляя огромную пустоту между ею и отцемъ, — если бы мать была жива, вроятно, и она точно такъ же, какъ отецъ, стала бы меня ненавидть, потому что должна же быть во мн какая-нибудь отталкивающая сила, развивающаяся отъ самой колыбели и достигшая съ теченіемъ времени огромныхъ размровъ." — Она знала, что такая мысль, неправдоподобная сама по себ и не основанная ни на чемъ, была вмст съ тмъ оскорбительна для памяти покойной матери; но такъ велико было ея усиліе оправдать отца и найти въ себ какой-нибудь недостатокъ, что она готова была выдумывать самыя химерическія предположенія.