Домби и сын

Но это былъ не чортъ. Въ его подобіи обрисовывалась только гигантская тнь гадкой вдьмы, чавкающей съ неутомимою дятельностью. Если бы Флоренса какимъ-нибудь случаемъ очутилась въ этой берлог и взглянула на оригиналъ чудовищной тни, она мигомъ и безъ всякаго затрудненія угадала бы въ немъ фигуру доброй бабушки Браунъ, несмотря на то, что ея дтское воспоминаніе объ ужасной старух было, можетъ быть, столь же преувеличеннымъ представленіемъ истины, какъ и отраженіе тни на стн и потолк. Но Флоренса не приходила, не заглядывала, и м-съ Браунъ, не угаданная никмъ, спокойно засдала подл дымившейся головешки.

Дождевыя капли полились сильне, но уже не въ печь. Старуха быстро подняла голову и начала прислушиваться. Чья-то рука ухватилась за дверь, и въ комнат послышались шаги.

— Кто тамъ? — спросила старуха, озираясь черезъ плечо.

— Добрый человкъ съ добрыми встями.

— Съ добрыми встями? Откуда?

— Изъ чужихъ краевъ.

— Изъ-за моря? — крикнула старуха, вставая съ мста.

— Да, изъ-за моря.

Старуха поспшно подгребла уголья и подошла къ вошедшей фигур, которая между тмъ затворила дверь и остановилась среди комнаты. Быстро опустивъ руку на ея промокшій капотъ и поворотивъ ее къ огню, чтобы разглядть, старуха испустила жалобный вой, обличавшій ея обманутую надежду.

— Что съ тобою? — спросила фигура.

— У! У! — вопила вдьма, закинувъ голову назадъ.

— Да что съ тобою?

— Охъ! охъ! нтъ моей двки, — завизжала м-съ Браунъ, вздергивая плечами и закинувъ руки на затылокъ, — гд моя Алиса? гд моя красная дочка? Они задушили ее!

— Не задушили, если твое имя — Марвудъ.

— Видала ли ты мою двку, а? Видала ли ты мою красотку, ась? Нтъ ли отъ нея грамотки?

— Она сказала, что ты не умешь читать.

— И то правда, не умю. Да, не умю, дьяволъ меня побери, — визжала старуха, ломая себ руки.

— Что ты не зажжешь свчи? — спросила фигура, осматриваясь вокругъ комнаты.

Старуха зачавкала, замямлила, замотала головой, вынула изъ шкапа сальный огарокъ, всунула дрожащею рукою въ печь, затеплила кое-какъ и поставила на столъ. Грязная свтильня горла сперва тускло, такъ какъ сало заливало фитиль, и прежде, чмъ слпоглазая бабушка могла различить что-нибудь съ нкоторою ясностью, фигура сла на скамейку, сложила руки на груди, опустила глаза въ землю и, сорвавъ съ головы грязную косынку, положила ее на столъ подл себя. Нсколько минутъ продолжалось молчаніе съ обихъ сторонъ.

— Стало быть, моя красотка велла теб сказать что-нибудь на словахъ? Что же ты не говоришь? Ну, что она сказала?

— Взгляни, — отвчала фигура.

Повторивъ это слово съ испуганнымъ видомъ, старуха посмотрла на собесдницу, на стны, на потолокъ и опять на собесдницу.

Алиса сказала: взгляни еще, матушка!

Старуха опять оглянулась вокругъ комнаты съ величайшимъ вниманіемъ и вдругъ, выпучивъ глаза на загадочную незнакомку, испустила пронзительный крикъ и бросилась къ ней на шею.

— Ты ли это, моя двка, моя Алиса? Дочка моя, красотка моя! Живехонька! здоровехонька! опять воротилась къ своей матери!

И, повиснувъ на груди этой женщины, старуха перекачивалась изъ стороны въ сторону, не замчая, что ласки ея принимаются холодно и неохотно!

— Двка моя! Алисушка! красотка моя! куколка ненаглядная! опять ты здсь, въ родномъ гнзд!

Бросившись на полъ, она положила голову на колни своей дочери, обвивъ ея станъ костлявыми руками, и опять начала перекачиваться изъ стороны въ сторону съ неистовымъ обнаруженіемъ всхъ жизненныхъ силъ, какія въ ней оставались.

— Да, матушка, — отвчала Алиса, поцловавъ мать и стараясь, однако же, высвободиться изъ ея объятій, — я здсь, наконецъ, въ родномъ гнзд. Пусти меня, матушка, пусти. Вставай и садись на стулъ. Что за нжности? Отойди, говорю теб.

— Она воротилась еще суровй, чмъ ушла! — закричала мать, выпучивъ глаза на ея лицо и продолжая держаться за ея колни, — она не заботится обо мн! Столько лтъ я сиротла и вела каторжную жизнь, a она и смотрть не хочетъ.

— Что ты хочешь сказать, матушка? — возразила Алиса, отодвигая ноги, чтобы удалить привязчивую старуху, — сиротла не одна ты, и каторга была не для тебя одной. Вставай и садись на стулъ.

Старуха встала, всплеснула руками, завизжала и остановилась съ выпученными глазами въ нсколькихъ шагахъ отъ дочери. Потомъ, взявъ свчу, она обошла ее кругомъ, осматривая съ ногъ до головы съ болзненными стонами и дикими тлодвиженіями. Затмъ она сла на стулъ, захлопала руками, закачалась во вс стороны и застонала еще страшне.

Не обращая никакого вниманія на горькія жалобы старухи, Алиса скинула мокрый капотъ, оправила платье и опять услась на прежнемъ мст, скрестивъ руки на груди и обративъ глаза на каминъ. Старуха продолжала бсноваться.

— Неужели ты ожидала, матушка, что я ворочусь такойже молодой, какой ухала отсюда? — начала дочь, обративъ глаза на старуху, — неужели думала ты, что жизнь, какую вела я тамъ, за тридевять земель въ тридесятомъ царств, могла меня разнжить и приготовить къ чувствительнымъ свиданіямъ? Право, слушая тебя, подумаешь, что все это такъ.

— Не то, не то! — вскричала мать, — она знаетъ это.