Домби и сын

— Теперь мн остается напомнить, — продолжалъ джентльменъ, вставая съ мста, — что мой визитъ будетъ тайной для вашего брата; онъ отнюдь не долженъ знать, что есть на свт человкъ, которому извстна исторія его жизни. Я, однако, радъ, что знаю ее, такъ какъ она совсмъ выходитъ изъ круга обыкновенныхъ вещей.

Съ этими словами джентльменъ, выходя изъ дверей, началъ, не надвая шляпы, раскланиваться съ тмъ счастливымъ соединеніемъ непринужденной вжливости и непритворнаго участія, которое могло быть исключительно и единственно выраженіемъ благороднаго сердца.

Многія полузабытыя мысли зароились теперь въ душ Герріэтъ Каркеръ посл этого визита. Уже давно ни одинъ гость не переступалъ черезъ этотъ порогъ; давно не раздавался въ ея ушахъ музыкальный голосъ искренней симпатіи. Долго еще она видла передъ собой благородную фигуру незнакомца и, казалось, внимательно прислушивалась къ его словамъ. Онъ затронулъ самую чувствительную струну ея сердца и со всею силою пробудилъ въ ея душ то роковое событіе, которое измнило всю ея жизнь.

Герріэтъ Каркеръ принялась за работу и старалась высвободиться изъ-подъ бремени тяжелыхъ впечатлній, но работа сама собою вывалилась изъ рукъ, и мысли ея унеслись далеко за предлы повседневныхъ занятій. Мечтая и работая она не замчала, какъ проходило время и погода измнялась. Горизонтъ, сначала тихій и ясный, постепенно покрылся облаками; втеръ уныло зажужжалъ въ окна, крупныя капли дождя забарабанили по кровл, и густой туманъ, налегшій на городъ, совершенно скрылъ его изъ виду.

Въ такую погоду она часто съ грустью и сожалніемъ смотрла на несчастныхъ тружениковъ, которые тащились въ Лондонъ по большой дорог, усталые, печальные, какъ будто предчувствовавшіе, что нищета ихъ погрузится въ огромномъ город, какъ капля въ океан или песчинка на морскомъ берегу. День за днемъ волочились жалкіе скитальцы для насущной корки хлба, въ ведро и ненастье, въ зной и стужу, обливаемые потомъ, продуваемые насквозь холоднымъ втромъ. И никогда не возвращались они назадъ, поглощенные въ этомъ бездонномъ омут человческихъ суетъ и треволненій житейскаго моря, пошлыя жертвы госпиталей, кладбища, острога, желтаго дома, лихорадки, горячки, тифа, разврата и — смерти!

Пронзительный втеръ завывалъ и бсновался на заброшенномъ пустыр, съ отчаянною яростью; со всхъ сторонъ налегли густыя тучи, и ночь среди благо дня воцарилась на мрачномъ горизонт. Передъ окномъ Герріэтъ Каркеръ обрисовалась одна изъ этихъ несчастныхъ фигуръ съ позорнымъ клеймомъ отвратительной нищеты.

Женщина. Одинокая женщина лтъ тридцати, высокая, правильно сложенная, прекрасная, въ нищенскихъ лохмотьяхъ. Пыль, млъ, глина, известь, щебень, — вс принадлежности загородной дороги, клочками висли на ея сромъ капот, промоченномъ до послдней нитки. Ни шляпки, ни чепчика на голов, и ничто не защищало ея густыхъ черныхъ волосъ, кром грязной косынки, которой изорванные концы вмст съ волосами заслоняли ея широкіе черные глаза, окончательно ослпленные втромъ. Часто она останавливалась среди дороги и старалась черезъ густой туманъ разглядть окружающіе предметы.

Въ одну изъ такихъ минутъ ее замтила Герріэтъ Каркеръ; когда ея руки опустились на лобъ, загорвшій отъ солнца, расчистили на лиц громоздившіяся пряди растрепанныхъ волосъ и клочки изорванной косынки, во всей ей фигур, дикой и прекрасной, ярко обозначались слды позорнаго равнодушія и къ погод, и ко всмъ окружающимъ предметамъ Эта ужасная безпечность, въ связи съ нищетой и дикимъ отчаяніемъ, глубоко растрогала сердце женщины, которая ее наблюдала. Она подумала обо всемъ, что было унижено и развращено вн и внутри ея: о скромныхъ прелестяхъ души, задавленныхъ и окаменлыхъ, подобно прелестямъ прекраснаго тла, о многихъ дарахъ природы, развянныхъ втромъ, какъ эти растрепанные волосы.

Размышляя объ этой прекрасной развалин среди бури и проливного дождя, Герріэтъ не отворотилась отъ нея съ негодованіемъ, какъ это на ея мст сдлали бы тысячи знатныхъ женшинъ, но пожалла о ней отъ всего сердца.

Между тмъ ея падшая сестра пробиралась впередъ, бросая дикій и туманный взглядъ на отдаленный городъ, закрытый туманомъ. Походка ея была тверда и смла, при всемъ томъ усталость измучила ее ужасно, и посл минутной нершительности она услась на кучу кирпичей. Неумолимый дождь продолжалъ колотить ее спереди и сзади, но она объ этомъ не заботилась.

Она была теперь насупротивъ Каркерова дома. Поднявъ голову, за минуту покрытую обими руками, она встртилась съ глазами Герріэтъ.

Въ то же мгновеніе Герріэтъ выбжала къ воротамъ и махнула ей рукой.

Странница подошла.

— Зачмъ вы стоите на дожд? — ласково спросила Гарріетъ.

— Затмъ, что мн некуда дваться.

— Но жилыя мста отъ васъ недалеко. Не угодно ли войти сюда? — Герріэтъ указала на дверь, — вы найдете радушный пріемъ.

Странница вошла. Ея взоръ не обнаружилъ никакой благодарности, и, казалось, дикое сомнніе было ея единственнымъ чувствомъ. Не говоря ни слова, она сла на стулъ и поспшила сбросить съ ноги изорванный башмакъ, откуда посыпались мусоръ и щебень. Нога была изранена и въ крови.