Домби и сын

Флоренса была слишкомъ слаба и нжна въ послднее время, и выстраданныя ею волненія необходимо должны были произвести нкоторое вліяніе на ея здоровье. Но не тлесная боль мучила ее теперь. Она страдала душевно, и причиной этихъ страданій былъ Вальтеръ.

Искренній и радушный, какъ всегда, готовый съ гордостью посвятить къ ея услугамъ вс минуты своей жизни, и длавшій все для нея съ энтузіазмомъ и пылкостью своего характера, онъ однако избгалъ ея, и Флоренса видла это очень хорошо. Въ продолженіе цлаго дня онъ рдко, слишкомъ рдко приближался къ ея комнат. Если она спрашивала его, онъ прибгалъ, усердный и пылкій, какь въ ту пору, когда отыскалъ ее ребенкомъ среди улицы; но вдругъ онъ становился принужденнымъ — Флоренса не могла этого не замтить — разсянвымъ, неловкимъ и скоро оставлялъ ее. Безъ зова онъ никогда не приходилъ, во весь длинный день, отъ утра до вечера. Съ наступленіемъ вечера онъ неизмнно являлся въ ея комнату, и это было счастливйшимъ временемъ, потому что она начинала тогда врить, что старый Вальтеръ ея дтскихъ лтъ не измнился. Но даже въ эту пору какое-нибудь слово, взглядъ, принужденное движеніе показывали ей, что произошло между ними какое-то раздленіе, котораго она никакъ не могла объяснить.

И она не могла не видть, что эти признаки большой перемны обнаруживались въ молодомъ человк, несмотря на его упорное усиліе скрьпъ ихъ. При безграничной внимательности къ ней, при усерномъ желаніи охранить ее отъ всякаго безпокойства и сердечной тревоги, онъ, — думала Флореиса, — обрекалъ себя на безчисленныя жертвы. И чмъ больше молодая двушка чувствовала важность этой перемны, тмъ чаще она плакала и грустила о такомъ непостижимомъ отчужденіи ея брата.

Добрый капитанъ, ея неутомимый, нжный, всегда ревностный другъ видлъ также эту перемну, думала Флоренса, — и это, безъ сомннія, его безпокоило столько же, какъ ее. Въ самомъ дл, онъ быль теперь далеко не такъ веселъ и мечтателенъ, какъ сначала, и часто съ ршительнымъ отчаяніемъ бросалъ украдкой взоры на нее и на Вальтера, когда они сидли втроемъ наверху.

Флоренса ршилась, наконецъ, переговорить съ Вальтеромъ. Ей казалось, что она знала истинную причину его отчужденія, и она думала, что ея сердцу сдлается легче и вмст съ тмъ отрадне для него самого, если сказать, что она понимаетъ настоящее положеніе длъ, подчиняется своей горькой дол и ни въ чемъ не упрекаетъ молодого человка.

Было воскресенье, и оставалось около двухъ часовъ до обда. Врный капитанъ въ накрахмаленномъ воротник, достигавшемъ до его ушей, сидлъ подл Флоренсы въ ея комнат и внимательно читалъ книгу, поправляя по временамъ огромные очки, закрывавшіе его ястребиные глаза. Длилось глубокое молчаніе, которое вдругъ Флоренса прервала такимъ образомъ:

— Не знаете лн, гд Вальтеръ, любезный капитанъ Куттль?

— Онъ, я думаю, внизу, высокорожденная барышня-двица.

— Мн хотлось бы съ нимъ поговорить, — сказала Флоренса, поспшно вставая съ мста, чтобы идти въ гостиную.

— Не безпокойтесь, моя радость, я мигомъ кошндирую его къ вамъ.

Сказавъ это, капитанъ сь веселымъ видомъ взвалилъ книгу на свои плечи и удалился. Должно замтить, капитанъ считалъ своей обязанностью читать по воскресеньямъ не иначе какъ большія книги, отличающіяся сановитою наружностью. Съ этой цлью онъ за нсколько лтъ выторговалъ y букиниста огромный фоліантъ, заглавный листъ котораго всегда приводилъ его въ ршительное отчаяніе, такъ-какъ невозможно было понять, о чемъ въ немъ говорилось. — Скоро призванный Вальтеръ пришелъ въ комнату Флоренсы.

— Капитанъ Куттль говоритъ мн, миссъ Домби, что…

Но взглянувъ на нее, пылкій юноша не могъ продолжать начатой рчи.

— Вы нездоровы сегодня, миссъ Домби? Взоръ вашъ грустенъ. Вы плакали?

Онъ говориль такъ нжно и такимъ дрожащимъ голосомъ, что на глазахъ ея невольно выступили слезы при звук его словъ.

— Вы правы, Вальтеръ. Я не совсмъ здорова и плакала много. Мн нужно съ вами говорить.

Онъ слъ противъ молодой двушки и впился глазами въ ея прекрасное и невинное лицо. Онъ былъ блдень, и губы его дрожали.

— Въ тотъ вечеръ, какъ я узнала, что вы спаслись, милый Вальтеръ, вы говорили… Ахъ, что я чувствовала въ тотъ вечеръ и чего надялась!..

Онъ положиль свою дрожащую руку на етолъ и продолжалъ смотрть на ея лицо.

— Вы говорили, что я перемнилась. Мн тогда странно было слышать это отъ васъ, но теперь я понимаю, въ чемъ моя перемна. Не сердитесь на меня, Вальтеръ. Я была въ ту пору слишкомъ обрадована.

Она опять казалась ребенкомъ въ его глазахъ, — простосердечнымъ, любящимъ, доврчивымъ ребенкомъ, котораго онъ видлъ и слышалъ много лть тому назадъ. Миссъ Домби въ эту минуту отнюдь не была женщиной, къ ногамъ которой онь готовъ былъ повергнуть богатства цлаго міра.

— Помните ли вы, милый Вальтеръ, наше прощаніе съ вами передъ вашимъ отъздомъ?

Онъ положилъ свою руку на сердце и вынулъ маленькій кошелекъ.

— Я всегда носилъ его здсь, — сказаль онъ, указывая на грудь. Если бы мн суждено было не видть Божьяго свта, онъ пошелъ бы со мной ко дну морскому.