Домби и сын

Какъ бы то ни было, вслдствіе обоюднаго ршенія, Джонъ Каркеръ долженъ былъ увидть оригиналъ при первомъ его появленіи. Посл этого уговора, сестра, успокоенная откровеннымъ объясненіемъ, принялась за свои домашнія дла, a сдой ея братъ, бывшій младшимъ между писарями въ купеческой контор, началъ работать въ саду въ этотъ первый день своей небывалой свободы.

Была ночь. Братъ читалъ вслухъ какую-то книгу, сестра сидла за иголкой; внезапный стукъ въ дверь прервалъ ихъ занятія. Въ атмосфер необыкновеннаго безпокойства и страха, парившихъ надъ ними въ связи съ ихъ братомъ-бглецомъ, этотъ звукъ, необыкновенный самъ по себ, казался для нихъ почти возмутительнымъ. Братъ подошелъ къ дверямъ; сестра осталась на своемъ мст и съ робостью прислушивалась. Чей-то голосъ спрашивалъ, и Джонъ Каркеръ, казалось, отвчалъ съ изумленіемъ. Обмнявшись нсколькими вопросами и отвтами, оба вошли въ дверь.

— Герріэтъ, — сказалъ братъ, представляя поздняго постителя, — м-ръ Морфинъ, джентльменъ изъ конторы Домби.

Сестра отпрянула назадъ, какъ будто ей померещился призракъ. На порог стоялъ ея таинственный другъ съ просдью въ черныхъ волосахъ, съ румянымъ лицомъ, широкимъ и открытымъ челомъ, съ глазами, полными огня, — тотъ самый другъ, тайну котораго она хранила столь долгое время.

— Джонъ! — сказала она, едва переводя духъ, — это тотъ джентльменъ, о которомъ я говорила теб сегодня!

— Этотъ джентльменъ, миссъ Герріэтъ, — сказалъ поститель, входя въ комнату, — онъ стоялъ нсколько минутъ на порог, — этотъ джентльменъ очень радъ слышать отъ васъ эти слова; на пути къ этому дому онъ перебиралъ тысячи средствъ, какъ бы приличне объясниться, и не остановился ни на одномъ. М-ръ Джонъ, я здсь не совсмъ чужой. Вы съ изумленіемъ встртили меня на этомъ порог, и я замчаю, что въ эту минуту вы еще боле изумлены. Что же такое? Это совершенно въ порядк вещей. Если бы мы не были исчадьями привычки, такъ никто бы изъ насъ не имлъ и половины причинъ къ обнаруженіямъ своего удивленія.

Говоря это, онъ радушно и вмст почтительно привтствовалъ Герріэтъ и, усвшись подл нея, скинулъ свои перчатки и бросилъ ихъ на столъ въ свою шляпу.

— Разумется, м-ръ Джонъ, удивительнаго ничего нтъ, если во мн обнаружилось желаніе видть вашу сестрицу, и если я по-своему выполнилъ то, чего желалъ. Что же касается до аккуратности моихъ недльныхъ визитовъ… то есть, я думаю, она вамъ говорила о нихъ… необыкновеннаго и тутъ ничего нтъ. Эти похожденія обратились въ привычку, a мы, дло извстное, вс — исчадія привычки, никакъ не боле!

Залрятавъ свои руки въ карманы и облокотившись на стулъ, онъ смотрлъ на брата и сестру, какъ будто ему особенно интересно было видть ихъ вмст.

— Привычка, съ вашего позволенія, длаетъ все, — говорилъ м-ръ Морфинъ съ нкоторою раздражительностью, — одни, по милости привычки, укореняются съ каждымъ днемъ въ люциферовой гордости и чопорности, другіе длаютъ успхи въ низости и подлости, a большая часть изъ насъ все по той же причин равнодушно глазетъ на міръ и его чудеса, то есть, другими словами, привычка, какъ искусный ваятель, вырабатываетъ изъ глины нашего организма предиковинные болванчики, способные ко всякимъ впечатлніямъ и убжденіямъ. За примрами ходить недалеко, и я указываю вамъ на самого себя. Цлые годы я обнаруживалъ свое скромное участіе въ управленіи торговымъ домомъ, и я видлъ, м-ръ Джонъ, какъ вашъ братъ, мерзавецъ первой руки… миссъ Герріэтъ извинитъ меня за этотъ титулъ… какъ онъ распространялъ больше и больше свое вліяніе до тхъ поръ, пока контора и ея хозяинъ не сдлались игрушками въ его рукахъ; и видлъ я, какъ въ то же время вы каждый день работали за своей скромной конторкой; и я былъ совершенно доволень, что все вокругъ меня шло своимъ чередомъ, правильно и стройно, подобно огромной машин, заведенной продолжительной привычкой, и былъ я очень радъ, что меня собственно иикто не отвлекалъ отъ моихъ занятій. Мои вечера по средамъ приходили и уходили, квартеты наши устраивались дружно, моя віолончель была въ полномъ ходу, и все въ моемъ мір обстояло благополучно, такъ что, я думаю, никто бы не пожаловался на меня.

— Могу засвидтельствовать, — сказалъ Джонъ Каркеръ, — что во все это время васъ любили и уважали боле, чмъ кого-нибудь другого въ торговомъ дом.

— Э, полноте, любезный другъ! Мой характеръ, видите ли, довольно мягокъ, податливъ, можетъ быть, — вотъ и все тутъ; a главное, y меня была привычка для всей моей жизни. Привычка управляла главнымъ приказчикомъ, настраивала чопорное поведеніе его начальника, и она же шпиговала меня, какъ нельзя лучше. Я длалъ тихо и скромно то, что доставалось на мою долю, не спотыкался передъ ними и не иадалъ, и былъ очень радъ, что занимаю теплое мстечко, необидное и незавидное ни для кого. Такъ бы и прошло все это своимъ чередомъ, если бы на бду въ моей комнат не была слишкомъ тонкая стна. Вы можете сказать вашей сестриц, что комната моя отдлялась отъ кабинета главнаго приказчика тонкой перегородкой.