— Но вы смотрите съ такимъ безпокойствомъ и съ такою выразительностью, что я, кажется, угадываю вашъ вопросъ. Не взялъ ли онъ денегъ? Такъ ли?
— Да.
— Не взялъ.
— О, слава Богу, слава Богу! — воскликнула Герріэтъ, — я радуюсь за Джона.
— Вы, можетъ быть, не будете изумлены, если услышите, что онъ слишкомъ злоупотреблялъ довріемъ фирмы, замышляя весьма часто такія спекуляціи, которыя исключительно клонились къ его собственнымъ выгодамъ. Нердко онъ заставлялъ фирму рисковать чудовищнымъ образомъ, и слдствіемъ такого риска были огромные убытки. Притомъ онъ всегда изо всхъ силъ раздувалъ и лелялъ глупое тщеславіе своего хозяина, между тмъ какъ ему было очень легко содйствовать ослабленію въ немъ этой несчастной страсти. Онъ вступалъ въ колоссальныя предпріятія съ единственною цлью увеличить до огромныхъ размровъ репутацію фирмы и поставить ее въ великолпный контрастъ съ другими торговыми домами, для которыхъ были слишкомъ очевидны гибельныя слдствія всхъ этихъ затй. Многочислениые переговоры и сношенія фирмы со всми частями свта сдлались настоящимъ лабиринтомъ, ключъ отъ котораго находился исключительно въ его рукахъ. Не представляя никогда и никому подробныхъ отчетовъ, онъ ограничивался общими смтами и выводами, не исчисляя частныхъ случаевъ для окончательныхъ соображеній; но въ послднее вреыя… вы хорошо понимаете меня, миссъ Герріэтъ?
— О совершенно, совершенно! Продолжайте, ради Бога.
— Въ послднее время онъ употребилъ, по-видимому, величайшія усилія, чтобы сдлать эти выводы и смты до того чистыми и ясными, что поврка ихъ длается легко доступною при малйшей справк съ частными отчетами, мастерски изложенными въ конторскихъ книгахъ. Какъ будто онъ хотлъ однимъ разомъ открыть глаза своему хозяину и показать ему ясне солнца, до чего доведенъ онъ въ торговыхъ длахъ своею господствующею страстью. A между тмъ нтъ никакого сомннія, что самъ же онъ постоянно и подлйшимъ образомъ содйствовалъ къ возбужденію этой страсти. Въ этомъ и состоитъ его главнйшее преступленіе по отношенію къ торговому дому.
— Еще одно слово, м-ръ Морфинъ, прежде чмъ вы уйдете. Во всемъ этомъ нтъ опасности?
— Какой?
— Я разумю опасность въ отношеніи къ кредиту торговаго дома, — сказала Герріэтъ.
— На это я не могу дать вамъ яснаго и вполн успокоительнаго отвта, — сказалъ м-ръ Морфинъ посл нкотораго колебанія.
— О вы можете, право, можете!
— Пожалуй и такъ. Я полагаю… то есть, я совершенно убжденъ, что опасности для торговаго дома въ строгомъ смысл нтъ никакой; но есть затрудненіе, которое можетъ увеличиться или уменьшиться, смотря по обстоятельствамъ, и только въ томъ случа будетъ опасность, если представитель фирмы не ршится придать меньшаго объема своимъ предпріятіямъ и будетъ попрежнему думать, что Домби и Сынъ должны бросать пыль въ глаза всему торговому міру. Ну, въ такомъ случа, коммерческій домъ, пожалуй, пошатнется.
— Но можно ли этого ожидать?
— Послушайте, миссъ Герріэтъ, — полуоткровенности между нами не должно быть, и я считаю долгомъ выразить вамъ прямо мою мысль. М-ръ Домби недоступенъ ни для кого, и теперешнее состояніе его духа дошло до послдней степени раздражительности, гордости, самоуправства и безумной чопорности, при которой никакая вншняя сила неспособна его образумить. Но это происходитъ отъ чрезмрныхъ потрясеній въ послднее время, и можно имть нкоторую надежду, что впослдствіи, авось, онъ образумится самъ собою. Теперь вы знаете все, и я, безь всякихъ обиняковъ, представилъ вамъ лучшую и худшую сторону дла. На первый разъ довольно. Прощайте.
Съ этимъ онъ поцловалъ ея руку и поспшно пошелъ къ двери, гд стоялъ ея братъ со свчею въ рукахъ. Онъ хотлъ опять начать свою рчь, но м-ръ Морфинъ слегка втолкнулъ его въ комнату и сказалъ, что такъ какъ они, безъ сомннія, съ этой поры будутъ видться очень часто, то онъ можетъ, если угодно, объясниться въ другое время, a теперь уже поздно и некогда. Сказавъ это, ночной поститель быстро вышелъ на улицу, куда до его ушей не могла доходить благодарность отставного конторщика м-ра Домби.
Братъ и сестра услись подл камина и проговорили почти до разсвта. Сонъ бжалъ отъ ихъ глазъ передъ этимъ мерцаніемъ новаго міра, который такъ неожиданно открылся передъ ними, и они чувствовали себя въ положеніи двухъ моряковъ, заброшенныхъ бдственнымъ крушеніемъ на пустынный берегъ, гд они пробыли цлые годы и потеряли, наконецъ, всякую мысль о возможности увидть третье человческое лицо, какъ вдругъ къ ихъ жилищу приплылъ спасительный корабль, готовый снова ввести ихъ въ общество людей. Но когда такимъ образомъ они бодрствовали, ими овладло безпокойство другого рода. Тотъ самый мракъ, изъ-за котораго проглянулъ на нихъ отрадный лучъ, сгустился опять надъ ихъ головами, и тнь ихъ преступнаго брата облегла печальный домъ, гд ни разу не была его нога.
И не померкла эта тнь передь яркимъ лучомъ восходящаго солнца. Утромъ, въ полдень, вечеромъ, особенно вечеромъ, она сгущалась больше и больше, становилась мрачне, и не было отъ нея покоя ни на минуту.