Домби и сын

— Вотъ стоитъ передъ нами человѣкъ, который падалъ съ высотъ невообразимыхъ, но никогда не ушибался. Онъ одинъ вытерпѣлъ гораздо больше бѣдъ, чѣмъ всѣ матросы морского госпиталя. Когда онъ былъ молодъ, его колотили по широкому лбу жердями, желѣзными болтами, и о спину его изломалось столько мачтовыхъ деревъ, что можно бы изъ нихъ построить увеселительную яхту. Вѣрьте, это человѣкъ, котораго мнѣніямъ нѣтъ ничего подобнаго на землѣ и на морѣ.

Мудрецъ легкимъ движеніемъ локтей, казалось, выразилъ нѣкоторое удовольствіе панегиристу; но никто въ свѣтѣ не угадалъ бы по его лицу, какая мысль занимаетъ его въ эту минуту. Вдругъ онъ опустилъ глаза подъ палубу и басистымъ голосомъ прогремѣлъ:

— Товарищъ, чего хотятъ выпить эти дамы?

Куттль, испугавшійся при такомъ предложеніи за Флоренсу, отвелъ мудреца въ сторону и шепнулъ ему на ухо нѣкоторыя поясненія. Потомъ они оба спустились внизъ и выпили по рюмкѣ джину. Флоренса и Сусанна наблюдали друзей черезъ открытый люкъ каюты и видѣли, какъ мудрецъ угощаетъ капитана. Вскорѣ они опять появились на палубѣ. Поздравляя себя съ успѣхомъ предпріятія, Куттль повелъ Флоренсу къ каретѣ. Бенсби, съ глубокомысліемъ медвѣдя, предложилъ услуги миссъ Нипперъ, и слѣдуя съ ней по тому же направленію, толкнулъ ее раза два локтемъ, выражая нѣжную чувствительность, къ великому неудовольствію молодой спутницы.

Философъ усѣлся въ каретѣ вмѣстѣ съ дамами, a капитанъ по-прежнему помѣстился на козлахъ рядомъ съ кучеромъ. Вполнѣ довольный пріобрѣтеніемъ знаменитаго оракула, онъ улыбался во всю дорогу, подмигивалъ Флоренсѣ сквозь каретное окошко, и, ударяя себя по лбу, искусно намекалъ о сокровищахъ премудрости въ головѣ Бенсби. Оракулъ между тѣмъ, чувствительность котораго въ отношеніи къ женскому полу не была преувеличена капитаномъ, продолжалъ подталкивать миссъ Нипперъ, сохраняя впрочемъ во всей полнотѣ свое глубокомысліе.

Соломонъ Гильсъ, уже воротившійся домой, встрѣтилъ гостей y дверей и немедленно повелъ ихъ въ свою маленькую гостиную, которая теперь была уже не то, что въ былыя времена. По всѣмъ направленіямъ комнаты валялись морскія карты, по которымъ грустный хозяинъ, съ компасомъ въ рукахъ, слѣдилъ за отплывшимъ кораблемъ, разсчитывая, какъ далеко занесли его бури, и стараясь убѣдиться, что еще не скоро наступитъ время, когда должно будетъ покинуть всякую надежду.

— Вотъ куда сдрейфовало его, — говорилъ дядя Соль, разсматривая карту, — но нѣтъ, это невозможно. A пожалуй, не занесло ли, напримѣръ… предположимъ, что въ тогдашнюю бурю онъ измѣнилъ курсъ и попалъ… да нѣтъ, это опять вздоръ!

И съ такими противорѣчащими предположеніями бѣдный дядя Соль разъѣзжалъ по огромнымъ листамъ, безнадежно отыскивая вѣрный пунктъ, гдѣ бы утвердить румбы своего компаса.

Флоренса тотчасъ же замѣтила, да и мудрено было не замѣтить, какъ ужасно измѣнился несчастный старикъ въ отсутствіи племянника. Кромѣ безпокойства и грусти, обыкновенныхъ чувствъ въ его положеніи, на его лицѣ пробивалась какая-то загадочная, противорѣчащая рѣшимость, которая особенно тревожила чувствительную дѣвушку. Старикъ выражался какъ-то дико и наобумъ. Когда Флоренса изъявила сожалѣніе, что не видѣла его сегодня поутру, онъ сказалъ сначала, что заходилъ къ ней, но потомъ одумался и какъ будто хотѣлъ назадъ взять отвѣтъ.

— Вы заходили ко мнѣ? — сказала Флоренса. — Сегодня?

— Да, моя любезная миссъ, — отвѣчалъ дядя Соломонъ, посмотрѣвъ на нее съ явнымъ смущеніемъ. — Я хотѣлъ увидѣть васъ собственными глазами, услышать собственными ушами, увидѣть и услышать еще разъ, прежде чѣмъ…

— Прежде чего? прежде чего? — сказала Флоренса, положивъ руку на его плечо.

— Развѣ я сказалъ — прежде? — Ну, такъ я думалъ, прежде чѣмъ придутъ вѣсти отъ моего милаго Вальтера.

— Вы нездоровы, — сказала Флоренса съ нѣжностью. — У васъ такъ много было безпокойства. Я увѣрена, вы нездоровы.

— Я здоровъ и крѣпокъ такъ, какъ только можетъ быть человѣкъ моихъ лѣтъ — съ жаромъ заговорилъ старикъ. — Посмотрите на эту руку: она не дрожитъ, и развѣ владѣлецъ ея не можетъ быть столь же отважнымъ и рѣшительнымъ, какъ юноша въ полномъ цвѣтѣ силъ? Увидимъ, увидимъ.

Въ движеніяхъ, сопровождавшихъ эти слова, выражалось слншкомъ очевидное разстройство, и Флоренса, тронутая до глубины души, хотѣла сообщить свои опасенія Куттлю; но тотъ въ эту самую минуту излагалъ, со всѣми подробностями, обстоятельства дѣла, насчетъ котораго требовалось положительное мнѣніе мудреца.

Бенсби, старавшійся, по-видимому, разглядѣть какой-то замѣчательный пунктъ между Лондономъ и Грэвзендомъ, два или три раза пробовалъ протянуть свою косматую руку, чтобы обвить ее вокругъ воздушнаго стана миссъ Нипперъ; но молодая дѣвушка, съ крайнимъ негодованіемъ, отскочила на противоположный конецъ стола, и чувствительное сердце командира "Осторожной Клары" не встрѣтило вожделѣннаго отвѣта. Наконецъ, послѣ нѣкоторыхъ соображеній, могучій гопосъ изъ внутренностей командира, не обращенный ни къ кому въ особенности и управляемый, независимо отъ воли самого владѣльца, какимъ-то фантастическимъ духомъ, забасилъ такимъ образомъ: