– У бирмингемского отделения особой службы есть список слесарей, готовых отпереть дверь, не задавая лишних вопросов, – сказал Сайм и похлопал по папке. – Поедем навестим местного суперинтенданта, с которым мы на связи. Это хороший фашист. Хотя сейчас у него хватает хлопот с евреями.
– Спасибо. – Гюнтер кивнул. – Приступим. Давайте закинем нашу сеть в воду.
– Нашу что?
– Это из Библии. Меня воспитали в лютеранстве.
– У моего отца не было времени на религию.
Гюнтер пожал плечами:
– Библия – это как минимум великое литературное произведение.
Сайм пристально посмотрел на него:
– Что дальше? После того, как осмотрим квартиру?
– Думаю, придется выведать у Манкастера все, что он утаивает. Лучше не здесь. Я бы предпочел перевезти его в Сенат-хаус.
– Примените к нему все приемы гестапо?
Гюнтер склонил голову:
– Полагаю, достаточно просто доставить его туда.
– Этому доктору Уилсону не понравится, если вы решите играть на его поле. И закон на его стороне.
Гюнтер внимательно посмотрел на инспектора:
– Доктор Уилсон не должен знать об участии немцев. Если люди в моем посольстве согласятся со мной, то снова переговорят с Министерством внутренних дел, и там надавят на врача.
Сайм уперся в него тяжелым взглядом:
– Что тут происходит?
Гюнтер улыбнулся:
– Я могу только еще раз повторить, что мы очень благодарны вам за помощь. Вы показали себя настоящим другом. – Он со значением посмотрел на Сайма. – Наша благодарность способна облегчить перевод, которого вы жаждете. – Его тон сделался резким. – Доктор Уилсон скоро придет. Попросите передать пациенту, что мы полностью удовлетворены услышанным.
Гюнтер посмотрел в окно. Снег перестал падать, зато опустился серый туман, окутав землю.
– Только посмотрите, – сказал он. – Пора нам отправляться в Бирмингем.
Сайм рассмеялся:
– Вы бы видели наши лондонские туманы. А этот – пустяк.
Глава 17
Сара вышла из дома через час после Дэвида. Специальное собрание комитета по рождественским игрушкам было назначено на двенадцать. Ехать в город в воскресенье не доставляло удовольствия, но один важный член комитета, связанный с крупным производителем игрушек, не мог вырваться на неделе. Она быстрым шагом шла к станции метро «Кентон» и думала о Дэвиде, уехавшем на север. Ей не удавалось прогнать гнетущую мысль о том, что ему звонил не дядя Тед, а та женщина из офиса. Сара убеждала себя, что это глупо, ведь она слышала окончание разговора, и муж до самой ночи выглядел взволнованным и обеспокоенным.
По пути на станцию ей бросился в глаза плакат на газетном киоске: «Сегодня Мосли обратится к нации по телевидению». Она купила выпуск «Санди таймс», тоже принадлежавшей теперь Бивербруку. Там сообщалось, что вернувшийся из Германии премьер и министр внутренних дел выступят с обращением в семь часов – и больше никаких подробностей. Цветная вкладка внутри номера рекламировала последнюю парижскую моду для мужчин: облегающие пиджаки с короткими лацканами, на военный манер. «Эсэсовский китч» – так прозвали этот стиль в народе.
Поездов по воскресеньям пускали меньше, Саре пришлось ждать совсем уж долго – полчаса под открытым небом, так что она замерзла. Хорошо, что она надела толстый свитер и новое серое зимнее пальто, хотя широкие, по моде, рукава оставляли запястья голыми. Немногочисленные люди, стоявшие на платформе, поглядывали на часы и цокали языком. Иногда во время таких поездок к Саре на «Уэмбли» подсаживалась миссис Темплман. Раз с поездами проблемы, подумала Сара, меньше шансов столкнуться с ней и слушать ее болтовню по дороге до «Юстона». Когда поезд наконец прибыл, она вошла в ближайший вагон, хотя он предназначался для курящих. Напротив нее сидел пожилой мужчина в шапке и шарфе – рабочий, судя по тяжелым, подбитым гвоздями сапогам. Он покуривал трубку и был окружен клубами ароматного синего дыма. Отец Сары всегда любил трубку, и запах ее не смущал.
Ей не повезло: когда поезд подошел к «Уэмбли», Сара заметила на платформе миссис Темплман, высокую, дородную, в толстом пальто, круглой меховой шапке поверх завитых волос и с лисьим манто на шее. Она увидела Сару, махнула пухлой рукой, устремилась к ее вагону и наконец плюхнулась на сиденье напротив нее.
– Привет, дорогая! Господи, сто лет пришлось ждать.
– Мне тоже. На платформе было жуть как холодно.
– Говорят, это самый холодный ноябрь за многие годы. Будем надеяться, что зима сорок седьмого не повторится. Тогда все трубы перемерзли. – Миссис Темплман говорила, как всегда, громко, отрывисто. Она поправила манто, и лисьи глаза устремили на Сару стеклянный взгляд. – К комитету все готово, дорогая?
– Да. Цены здесь. – Сара похлопала по сумочке. – Если сегодня все одобрят, завтра я смогу размещать заказы.
– Плохо, что приходится собираться в воскресенье. Все в такой спешке после церкви.
– Это неудобно, но я думаю, что мы должны угодить мистеру Хэмилтону.
– Он щедр. Господи, тут настоящий чад, правда?
Миссис Темплман с укором посмотрела на человека с трубкой. Тот коротко улыбнулся и повернулся к окну, испустив новый клуб дыма.
– Это вагон для курящих, – спокойно пояснила Сара.