Доминион

Они свернули на Тоттенхем-Корт-роуд. Здесь было почти так же тихо, как в скверах. Магазины не работали, хотя за стеклом витрины одного из них виднелся сотрудник, развешивающий рождественские украшения. Редкие прохожие застыли на месте при виде необычной процессии. Навстречу им брели перепуганные люди, около сотни – мужчины, женщины и дети: одни – в пальто и шляпах, с чемоданами в руках, другие – лишь в пиджаках и кардиганах. Их сопровождала дюжина вспомогательных, в серых шинелях и черных шапках, с пистолетами на поясе. Впереди на рослых гнедых конях ехали двое обычных полицейских в синих шлемах. На миг Саре вспомнился крокодил из детей, которых она помогала провожать на станцию при эвакуации в 1939 году. Но в отличие от той колонны, эта шла молча. За исключением цоканья подков и топота ног, единственным звуком был противный скрип детской коляски, которую толкала перед собой молодая женщина. Когда люди подошли ближе, Сара заметила желтые метки на лацканах.

– Это евреи, – тихо проговорила миссис Темплман. – Что-то происходит с евреями.

Большинство прохожих либо перешли на быстрый шаг, либо растворились в примыкающих улочках. Но остальные стояли и смотрели. Мимо них проехали двое конных полицейских, возглавлявших колонну: один – мужчина в годах с сержантскими нашивками на рукаве, другой – молодой, с тоненькими усиками. Похоже, он с трудом заставлял лошадь идти ровно. Одна из зрительниц, молодая женщина, державшая за руку маленькую девочку, удовлетворенно кивнула и сплюнула в канаву. «Позор!» – крикнул кто-то. Один из вспомогательных, высокий, худой мужчина с усами как у Мосли, улыбнулся зевакам, потом обернулся на пленников – именно так их следовало называть – и с издевкой заявил:

– Ну же, шире шаг. С песней. Затягивайте «Долог путь до Типперери»[14].

Миссис Темплман прижала к груди сумочку руками, затянутыми в перчатки.

– О нет, – проговорила она. – Так нельзя. Не здесь, не в Англии.

– Им можно, – уныло отозвалась Сара.

– Куда их ведут?

Лицо миссис Темплман побледнело под слоем пудры, от былой самоуверенности не осталось и следа.

По другой стороне дороги проехал большой «воксхолл». Женщина средних лет, сидевшая рядом с водителем, изумленно взирала на происходящее. Один из окси резко махнул – проезжай, мол. Сара смотрела на бредущих мимо евреев. Старик в котелке шел твердым шагом, как солдат, которым он, видимо, был когда-то. Как солдат, идущий на фронт. За ним следовала немолодая женщина в цветастом переднике, с шалью на голове. Она крепко прижимала к себе щуплого мальчугана в шортах и школьном свитере. Парень и девушка в модных бобриковых пальто с яркими университетскими шарфами держались за руки; он, рослый и мускулистый, смотрел с вызовом, его спутница, худенькая, с длинными черными волосами, выглядела напуганной. Проехала визжащая коляска, Сара увидела внутри спеленатого младенца.

Затем с противоположной стороны дороги раздался крик, скорее даже вопль. Все – евреи, полицейские, прохожие – повернули головы. Дверь небогатого дома, стоявшего между двумя магазинами, распахнулась, и из нее вывалила дюжина мужчин в лучших воскресных костюмах. В руках они держали, как ни странно, музыкальные инструменты различных размеров. Сара заметила табличку на стене: «Лондонский университет. Музыкальный факультет». Должно быть, эти люди участвовали в какой-то репетиции. На глазах у Сары крупный пожилой человек, с гривой нечесаных серебристых волос, в помятом пиджаке, вышел на дорогу и басом прогудел:

– Стойте! Что тут творится?

Он стоял на пути у двух конных полисменов. Им пришлось натянуть поводья, чтобы не сбить его. Лошадь младшего тревожно заржала. Остальные вышедшие на мостовую музыканты, растерянные и напуганные, смотрели на седого.

– Сэр! – окликнул его один из них. – Будьте осторожны!

Лицо пожилого человека побагровело от гнева, сердитые маленькие глазки под белесыми бровями буравили конного сержанта.

– Что это такое? – яростно спросил он. – Что делают с этими людьми?

Старший полицейский стоял спиной к Саре, но она хорошо слышала его голос, твердый и низкий.

– Отойдите в сторону, сэр. Всех лондонских евреев выселяют из города.

Ближайший к Саре окси, средних лет мужчина с белой эмблемой чернорубашечников на шинели, презрительно рассмеялся.

– Академики хреновы! – воскликнул он, затем повернулся к евреям, положил руку на пистолет на поясе и с угрозой сказал: – Вы, шайка, стойте и не дергайтесь. Это шоу долго не продлится.

Сара, потрясенная до глубины души, застыла на месте. Рядом стояла, тяжело дыша, со странным выражением на лице, миссис Темплман, чьи пальцы судорожно впились в руку Сары. Старый музыкант не отошел – вместо этого он энергично указал на евреев:

– Вы не можете так поступать! Это британские граждане!

Лошадь молодого полисмена испугалась и попятилась.

– Держи чертово животное в узде! – рявкнул сержант, повернувшись.

Кто-то из собравшихся на мостовой выкрикнул:

– Так это ведь жиды! Не суй нос не в свое дело, старый хрыч!