Дон Хуан

— Мой хозяин сжег бы Севилью.

— Спаси нас Господь!

— А что сталось с сеньорой?

— Да все то же. Ходит в одеждах кающейся, помогает кому может и прослыла святой. Хочешь ее повидать? Живет она нынче в усадьбе мужа. Там по ее велению устроили склеп для Командора де Ульоа, сраженного Дон Хуаном. Днем бродит по Севилье и докучает людям, толкуя о любви к ближнему, а к вечеру возвращается туда.

Лепорелло подошел к левой кулисе. Открыл дверь.

— Благодарю за сведения.

— А деньги?

— У порога.

Старуха удалилась. Лепорелло тщательно запер дверь. На сцене сделалось чуть темнее. Справа вышел господин в темно — синем. Увидав его, я вздрогнул. И невольно сжал Сонину руку.

— Дон Хуан!

Она не шелохнулась. Она дышала прерывисто. Груди ее вздымались под блузкой, вверх — вниз, вверх — вниз.

Дон Хуан держал в руках связку писем. Лепорелло поклонился ему и остался стоять у двери.

— Лепорелло!

— Слушаю, сеньор!

— С кем ты разговаривал?

— Со старухой, торгующей добродетелью, она примчалась сюда на запах доброй репутации.

— Отнесешь эти письма.

— Теперь же?

— Немедленно. Нынче вечером я устраиваю ужин и бал — маскарад, здесь — приглашения.

Лепорелло взял конверты и начал читать.

— Сеньор коррехидор Севильи, сеньор главный судья, сеньор председатель общества верховой езды… Все люди знатные…

— Есть и известные бесстыдники, но под масками их не узнают. Дон Хуан говорил голосом глухим, высокомерным, решительным.

Двигался он со спокойным изяществом и благородством, словно просчитывал каждый шаг.

— Вы полагаете, они придут?

— Дело их! Не придут, отворю двери нищей братии. Пошевеливайся!

— Иду, иду, сеньор!

— Идешь, но с места не трогаешься!

— Да я вот думаю… Тут послание для доньи Эльвиры де Ульоа. Разве она не умерла?

— С чего бы ей умереть?

Лепорелло вдруг во всю глотку расхохотался. Дон Хуан пересек сцену и схватил его за плечо. Свет снова переменился.

— Прошу прощения, сеньор. Я смеюсь оттого… ведь живы — то все, кроме Командора.

— Кто все?

— Все тогдашние. Тут побывала одна старуха, она рассказала о Мариане…

— О Мариане?

— Да. О той проститутке, на коей сеньор вдруг надумал жениться.

— Я все помню, забылось только имя. Значит, в Севилье ее зовут сеньорой!.. Что ж, я не только облагородил ее, но и сделал святой. Ведь тебе, наверняка, сообщили и об том.

— Да, сеньор.

— Неси же письма. И непременно называй Мариану сеньорой. — Дон Хуан остановился у двери. — Мариана! Как мог я забыть это имя!

Он вышел. За сценой слышались удары дверного молотка. Лепорелло, насвистывая, стал разбирать письма и читать адреса.

— Эх! Сеньор коррехидор Севильи, сеньор главный судья…

Читая имена адресатов, он подбрасывал письмо за письмом в воздух. Я никак не мог разгадать, как им удалось устроить все это на сцене: письма не падали, они задерживались в воздухе, начинали крутиться — все быстрее и быстрее — вокруг головы Лепорелло. Снаружи продолжали стучать в дверь. А Лепорелло с криком “Ступай и ты!” подбрасывал в воздух новое письмо. Когда последнее вылетело из его рук, письма завертелись совсем быстро, послышался свист, словно от пропеллера, и письма белой стаей вылетели в окошко. Зрители разразились аплодисментами, а Лепорелло на сцене принялся раскланиваться. Его смуглое лицо лоснилось от удовольствия и от грима.

Снова появился Дон Хуан.

— Ты уж вернулся?

— Да, сеньор.

— И разнес письма?

— Все до единого.

— Ты разве не слышишь, что стучат?

— Слышу, сеньор.

— Так отчего не открываешь?

— Да это, видать, какой — то шутник: нынче ведь карнавальный вторник, все позволительно.

— Мой дом открыт для шутников.

— А если… правосудие? Не забывайте, сеньор, что королевский указ о помиловании мог не дойти до Севильи.

— Я не просил прощения у короля. А что касается правосудия… принеси мне денег и открывай.

— Охота вам искать приключений на свою голову! Ведь хорошего ждать не приходится! И когда сеньор остепенится?

Лепорелло двинулся к боковой кулисе и вышел. Свет на сцене снова изменился, и платье Дон Хуана теперь казалось фиолетовым. Лепорелло ввел новое действующее лицо. На вошедшем была маска и великолепная шляпа, на поясе — шпага. По округлости бедер можно было судить, что это женщина. Она застыла у двери. Безусловно, мужской костюм не придавал ей уверенности в себе, и двигалась она так, словно непрестанно раздумывала, какую позу лучше принять. Возможно, такое впечатление возникало и оттого, что костюм был узковат актрисе.

— Пусть удалится Лепорелло, — сказала она.

Дон Хуан повернулся к слуге.

— Ну, ты слыхал?

— Ладно, я ведь знаю, кто это, и догадываюсь, о чем пойдет речь…

Он взмахнул рукой, и шляпа, слетев с головы гостьи как по волшебству очутилась на вешалке. Публике фокус очень понравился. У актрисы были прекрасные темные волосы с серебристым отливом.

Дон Хуан поклонился.

— Вот мы и одни. Я слушаю вас. Или я должен доставать шпагу?

Она сделала несколько шагов вперед. И в движениях ее и в голосе сквозила неуверенность.

— Вы боитесь меня?