Дон Хуан

— Нет, боятся мне нечего, но ведь явились вы либо мстить, либо читать мне проповедь. Если это месть, тем хуже для вас. Ваша смерть лишь упрочит мою славу. Хотя, по чести говоря, слава эта мной не заслужена. Я — не убийца.

— А Командор?

— Он вынудил меня сделать это, и поделом ему.

— Вы циник.

— Отнюдь. Порочность моя не столь совершенна, чтобы ею чваниться.

Казалось, девушка вот — вот лишится чувств. Она безвольно опустила руки и произнесла чуть слышно:

— А Эльвира? Вы забыли ее?

— Это имя возглавляет некий секретный список, список моих, если угодно, поражений. Как можно забыть ее? Командор был мерзавцем, но в душе его дочери пели прекраснейшие птицы страсти. Я не мог, даже если б желал, совратить ее. Люди так и не поверили в это, меня считают виновником ее позора. Клянусь честью, я и пальцем ее не тронул!

Девушка печально подняла голову.

— Мне жаль вас. Вы лишь однажды в жизни струсили, и чтобы не признавать этого, решили назвать поражением то, что на деле было бегством. Почему вы покинули ее?

— В ту ночь разыгрывалась решающая партия. На кон была поставлена моя свобода. А у тебя, Эльвира…

Девушка отпрянула назад, но Дон Хуан схвати ее за руку. Она пыталась вырваться.

— …у тебя все тот же волнующий голос… Нет, не снимай маски! Не снимай, если минувшие годы разрушили твою красоту; но если ты еще можешь смело смотреться в зеркало, сними.

Девушка сняла маску и швырнула на пол. На ее лицо падал сверху резкий свет, и красивой она не была.

— Да, ты еще хороша, — продолжал Дон Хуан. — гораздо лучше, чем прежде. Лицо твое очень красит тень невеселой зрелости. А как идет тебе мужской костюм!

Тут Эльвира рухнула на стул и зарыдала. Дон Хуан наблюдал за ней. Потом протянул руку и погладил ее по голове. Она вздрогнула, все еще пытаясь сохранить достоинство, но снова обмякла и обняла Дон Хуана.

— Дон Хуан, еще не поздно!..

— Не поздно? Для чего?

— Спасти тебя. Ты дурной человек, обманщик, но у тебя щедрое сердце. Отврати его от греха. Стезя Господня покойна и прекрасна.

— И разумеется, ведет прямиком в твои объятия, не так ли? Там я и найду потерянный Рай. Забавно! В душе любая женщина убеждена, что Бог — в ней. Хотя, кто знает, может, вы и правы. Меня, во всяком случае, Бог всегда поджидал, притаившись у вас под подолом. Но у нас с Господом есть некоторые расхождения…

Эльвира резко поднялась, приблизилась к Дон Хуану.

— А я? — спросила она гораздо более хриплым голосом, словно птицы страсти, свившие гнездо у нее внутри, теперь запели в ее горле. — Представь, что не прошло столько лет, что ты не убил моего отца или, допустим, я об этом не знаю. Забудь о моем немолодом лице и печальном голосе. Ты поднялся к моему окну, и губы мои трепещут надеждой. Взгляни на меня. Я несу тебе всю любовь, которую моя душа может дать, и все счастье, которое может дать моя плоть. И ты… еще не отверг меня.

Дон Хуан спокойно отступил.

— Это может показаться странным, — ответил он ледяным тоном, — но самые важные решения я обычно принимаю быстро.

Она снова заплакала, закрыв лицо руками. Голос ее дрожал.

— Трус! И трусом был всегда! Ты храбр только с продажными девками! А любовь пугает тебя, и ты бледнеешь, словно пред ликом смерти.

— Хуже, Эльвира, хуже. Смерть мне безразлична. Я несу ее внутри с того дня, когда вытащил шпагу из ножен и обратил против твоего отца. Она неотступно со мной, дремлет в моем сердце, и я знаю, что в любой миг она может увлечь меня за собой. Но любвь неведома мне. Я готов объяснить тебе…

— Мне? Я столько лет горю на медленном огне! Жду тебя каждую ночь на том же самом месте, забыв о чести, забыв обиду… Я соглашусь выслушать тебя только тогда, когда ты увезешь меня с собой иль останешься рядом навсегда. — Эльвира повисла у него на шее и заговорила, терзая ему губы поцелуями. — Пускай потом ты покинешь меня, никогда больше не вспомнишь, подари мне хотя бы воспоминание об истинной любви.

— Ах, так ты уже забыла и о Боге, и о грехе?

— В ту ночь я забыла о них, а сегодня чувствую то же, что и тогда.

— Но, девочка моя, надо помнить о них, помнить непрестанно. Я только и думаю о них… тоже с той самой ночи.

Дон Хуан говорил тоном учителя, отчитывающего ученицу. Эльвира резко оттолкнула.

— Я ненавижу тебя!

— Вот это другой разговор. Так мы лучше поймем друг друга.

— Я подниму против тебя всю Севилью! Они поволокут тебя по мостовым!

— Но я не сделал им ничего плохого… и они боятся меня.

— Я своей рукой убью тебя!

Эльвира повернулась к двери. Дон Хуан снял с вешалки шляпу и протянул ей.

— Надень. Она тебе идет. А если хочешь маску… — Он нагнулся, чтобы поднять ее, и одновременно спросил: — А та иудейка, донья Соль, что сталось с ней?

Эльвира протянула руку за маской.

— Она умерла смертью, которую заслужила. На костре.

— Как тривиально!

Дверь за Эльвирой захлопнулась. С другой стороны вышел Лепорелло.

— Женщин понять невозможно.

— Не паясничай!