— Ни небеса, ни земной мир не отважатся оспаривать мои права! — провозгласил Командор и торжественно отступил на задний план. Он словно ждал продолжения сцены, но, казалось, ход действия приостановился.
Свет на сцене опять изменился. И шесть гостей, не произнеся ни слова, деловито стали снимать костюмы и маски и вешать их — платье за платьем, маску за маской — на вбитые в стену гвозди: так что каждая маска оказалась поверх соответствующего одеяния. Трое остались в черном, трое — в красном. Они расселись на судейские кресла, по обе стороны от пустого председательского места.
Лепорелло опустился на колени рядом с хозяином и склонился над ним. Командор перевел взгляд с покойного на прочих участников сцены и, увидев, что они вновь расселись, воскликнул:
— Вот так да! Но о таких штуках надо предупреждать заранее! Тут я попал впросак! Я — то принял вас за всамделишных гостей… Да вы никак бесы? Сразу видно.
— Если желаешь опять быть главным, садись вон туда, — сказал один из тех, что были в черном.
— Нам все равно, и коли тебе хочется…
— Я сяду, но при одном условии: мы станем судить Дон Хуана за то, что он убил меня.
— Сначала любопытно было бы прояснить кое — что другое. Потом, ежели желаешь, мы устроим суд над ним. Был он свободен или не был? Это нам предстоит установить.
— Он был свободен! — закричали черные.
— Он не был свободен! — закричали красные.
Лепорелло приблизился к столу и оперся на него обеими руками. Он с насмешкой смотрел на судей.
— А почему бы вам не спросить его самого? В конце концов, ему есть что сказать на сей счет.
— Спросить — то можно, но этого мало. Надо изучить вопрос с предельной тщательностью. Если он и считал себя свободным, это вовсе не значит, что так оно и было на самом деле. К тому же в финале он возжелал раскаяться, но не сумел. Отчего бы это? Нет ли тут нашей вины? Нет и нет, мы держались в стороне. Если Другой отказал ему в милости…
— Не пойму, о чем вы тут толкуете, галиматья какая — то, — вмешался в разговор дон Гонсало. — Но если можно пробудить Дон Хуана, то сделайте это. По чести говоря, я должен сообщить ему кое — что еще.
Лепорелло неспешным шагом приблизился к тому месту, где лежал Дон Хуан.
— Поднимайтесь, хозяин.
— Так ты продолжаешь величать его хозяином, — спросил корчась от смеха, Командор. — По мне, так и ты — один из этих.
Лепорелло встал, уперев руки в боки.
— Я зову его так, как звал всегда, как буду звать во веки веков. Дон Хуан, вставайте! Давайте — ка, я подсоблю вам!
Он помог Дон Хуану приподняться. Тот провел ладонью по глазам, огляделся, увидал новый состав суда и указал на него пальцем…
— Что это? Еще один суд?
— Видимо, так, хозяин.
— Скажи им, чтобы убирались вон. Я уже знаю дорогу в ад и душу сумею погубить без посторонней помощи.
Один из красных поднялся.
— Дело вот в чем: если будет доказано, что судьба твоя явилась исполнением предначертания Всевышнего, мы закроем перед тобой наши врата, и пусть с тобой разбираются небеса.
Дон Хуан уже успел подняться на ноги. Кинжал продолжал торчать у него из груди. Он выдернул его, искоса оглядел и передал Лепорелло.
— Держи. Сохрани на память. Что касается вас, — он обращался к бесам, стоя к ним вполоборота, всем видом своим выражая пренебрежение, — в вашем суде я не нуждаюсь. Дон Хуан во мне умер, и я останусь им навеки. Где найду я приют? Как знать! Да и какая разница! Ад — это я сам.
Один из красных продолжал настаивать.
— И все же мы должны провести дознание. Ты был — как бы получше выразиться — чем — то вроде подопытного кролика, а опыт наш имел трасцендентальное значение. И спор между ними и нами может быть разрешен, только когда станет ясен результат эксперимента.
— А я могу отказаться? — спросил его Дон Хуан.
— Мы такого варианта не предполагали, но, думается, можешь.
— Тогда я отказываюсь.
В разговор вмешался Лепорелло:
— Разве это что — нибудь доказывает?
Красный плюхнулся на свое кресло.
— Доказало бы, что он свободен дьявольски.
— Я не только отказываюсь, но и отвергаю мысль, будто могу попасть в вашу преисподнюю. Разве вам неведомо, что мы, Тенорио, располагаем собственным, приватным адом? Господь пожаловал нам эту привилегию, подивившись нашему высокомерию и нашей гордыне! “Таких людей, как эти, надо держать отдельно, а то преисподняя у меня взбунтуется!” — Дон Хуан взял из рук Лепорелло шляпу и плащ. — Мои предки вот — вот призовут меня к себе. А чтобы предстать перед ними достойным образом, никак не обойтись без шпаги и шляпы с перьями. Тенорио ревностно следят за соблюдением приличий. Они скорее простят смертный грех, чем прегрешение против этикета.