Дон Хуан

Игроки поднялись со своих мест и стали требовать, чтобы Командор снял камзол и остался в одной рубашке. Тип с волчьими зубами собирал выигрыш и намеревался улизнуть. Откуда — то из темноты ко мне уже спешили два крепких молодца. Дон Гонсало продолжал осыпать меня бранью. Я смекнул, что не пройдет и пары минут, как со мной расправятся и что пора действовать. Руки разодетого сеньора на моих плечах делались все тяжелее, словно он хотел удержать меня на месте. Молодцы уже стояли возле него. Я метнулся под стол и приподнял его плечами: мои дукаты покатились на пол, перемешавшись с серебром Командора. Следом за деньгами вниз полетели канделябры. Началась суматоха, слышались крики и проклятия. Все устремились в погоню за деньгами и ползали по полу, стараясь ухватить побольше. Разодетый сеньор вопил: “Держи его!”, и молодцы кинулись к двери, чтобы перегородить мне путь к отступлению. Я сумел выбраться из свалки, подхватил с пола канделябр и зажег свечу. Когда гости начали подниматься на ноги, набрав полные горсти моих дукатов, я уже успел перебежать в ту часть залы, где был устроен помост, со шпагой в одной руке и канделябром, поднятым над головой, — в другой.

— Командор — мошенник, — крикнул я. — Я хочу получить назад свои сто дукатов.

Разряженный кабальеро с улыбкой ступил вперед.

— Сеньор Тенорио, я готов простить вам ваши наглые выходки, учитывая вашу неопытность и свойственную вашим младым летам глупость. Возьмите вашу шляпу и ступайте вон.

— Я хочу получить назад свои сто дукатов. А эти господа должны потребовать свое. Всех нас обманули, кроме вон того — с длинными зубами.

Разодетый господин сделался серьезным.

— Не глупите, Дон Хуан, и убирайтесь, ежели не хотите, чтобы я приказал слугам вытолкать вас вон тумаками.

— Прежде я должен сразиться с Командором.

Ответ дона Гонсало прогремел под сводами, перекрывая собой прочий шум. Голос его был громозвучней самых буйных раскатов его недавнего хохота, и столь же оглушающим и нечеловеческим.

— Мне сражаться с тобой? Шпага моя может скреститься только со шпагой настоящего кабальеро, а не жалкого рогоносца! А вы, сеньоры, знайте: Дон Хуан Тенорио вчера женился на потаскухе. И у него хватило наглости просить меня быть при том свидетелем!

— Послушайте меня, Командор! — Не знаю, как мне это удалось, но голос мой прозвучал резко и повелительно. — Послушайте, что я скажу. Не вам поминать здесь рогоносцев, ведь и вы — из их славной армии. Женщина, которую вы держите в заперти у себя дома, та иудейка, с которой вы тайно обвенчаны, позапрошлую ночь провела со мною. А что касается вашей дочери…

Он издал истошный вопль и прыжком выскочил на середину комнаты, держа шпагу в руке.

— Ни слова о моей дочери, не то…

— …что касается вашей дочери, в которую вы, как выяснилось, влюблены, то я собираюсь проникнуть к ней в спальню нынче же ночью, после того как убью вас. И ключик уже у меня.

Он рычал и размахивал во все стороны шпагой. Его лицо, подобное маске, перекосилось, голос то становился визгливым, то завывал. Дон Гонсало повторял “Моя дочь!” во всех трагических регистрах.

— Я проколю тебя насквозь, как бурдюк с вином!

Я поставил канделябр и спрыгнул с помоста на пол.

— Советую вам, Командор, снять камзол. В нем вам будет неловко.

— Чтобы прикончить тебя, мне нет нужды…

Когда я приблизился, он переменил тактику — хохотал, делал обманные движения, ловко подпрыгивал на своих огромных ногах. Я рядом с ним казался мальчиком с пальчик, который крутится в ногах у великана.

Разряженный господин, высоко подняв руки, встал между нами.

— Прежде надо попытаться найти путь примирения. Командор был оскорблен дважды, и справедливость на его стороне. Но все мы знаем, что никто в Севилье не владеет шпагой лучше него. Он убьет вас, Дон Хуан, и будет жаль, если вы умрете таким молодым, хотя, несомненно, вы заслужили того, чтобы вам устроили хотя бы хорошенькую взбучку. Но я все же предлагаю вам: извинитесь перед Командором и оставьте ему те самые сто дукатов в счет материальной компенсации. Я уговорю Командора простить вас, и вы сможете убраться целым и невредимым. Но само собой, ноги вашей здесь больше никогда не будет.

— Сто дукатов! Кому могло прийти в голову, что я продам свою честь за столь нищенскую сумму? Мне нужна кровь, только кровь!

— Давайте сойдемся на двухстах, Командор. Дон Хуан Тенорио подпишет нам бумагу и мы положимся на его подпись.

Он повернулся ко мне.

— Вы согласны на двести?

— Нет.

Тогда он медленно приблизился ко мне и, смерив презрительным взглядом, спросил:

— Так чего же вы хотите, неразумный юнец?

— С вашего позволения, сразиться и с вами, когда я прикончу Командора.

Он пожал плечами. Потом повернулся к присутствующим.

— Вы будете свидетелями: я пытался уладить дело миром. Я умываю руки и за гибель его не отвечаю.

Командор продолжал скакать и вертеться, размахивая шпагой над моей головой и крича мне:

— Берегись! Смерть рогоносцам!

Нам освободили просторную площадку. У двери, схватившись за шпаги, встали все те же молодцы. Я обратился к хозяину дома:

— Я имею право потребовать, чтобы выход был свободен.