Донская армия в борьбе с большевиками

Лил проливной дождь, и темнота царила кромешная. Войсковой старшина Свешников, опять начальник разъезда, вскрыл пакет и прочитал юнкерам поставленную задачу. Нам было поручено возвращаться в сторону Георге-Афипской и отыскивать вдоль пути командующего Донской армией. Глубокой ночью единственным путем следования являлось полотно железной дороги, проходившее теперь по высокой насыпи, но по нему, и в этот даже час, двигались толпы уходивших от большевиков людей. Приказание, однако, надо было выполнить, и разъезд тронулся. Дойдя до станции, мы двинулись навстречу людскому потоку. Пришлось вытянуться цепочкой по одному по боковой, пешеходной тропинке.

Несмотря на постоянные окрики, шедшие люди постоянно наталкивались в темноте на лошадей разъезда. Пробивались мы медленно, с большим трудом и долго. Дождь лил с прежней силой. Масса отходивших на Новороссийск продвигалась по всей ширине полотна. Иногда по шпалам между рельс прыгали и небольшие повозки с вещами. Толпа негромко гудела от разговоров и повиновалась приказаниям и окрикам.

Сколько времени продолжалось наше продвижение вперед – трудно определить, но вдруг разъезд остановился совсем. В этот момент разъезд очутился на длинном железнодорожном виадуке. По строю юнкеров пошло от головы к хвосту: «Подходит поезд с ранеными. Приказано пропустить его… Поставить лошадь крупом к рельсам. Стать самому лицом к ним и не позволять лошади оборачиваться, держа голову коня около своей груди». Юнкера спешились и стали выполнять приказание. Это оказалось чрезвычайно сложно: насыпь оканчивалась на краю пешеходной тропинки и дальше, прямо на воздухе, торчали лишь длинные шпалы с большими просветами между ними. В конце их не было ни настила, ни перил. Под ногами была пропасть и густой туман. Так как от тропинки до рельс было слишком мало расстояния, лошадь пришлось поставить немного наискось и потом уже ввести передними ногами на шпалы.

Мой конь осторожно, нащупывая копытами опору, постепенно успокоился. Его храп дышал мне на грудь, а уши шевелились, прислушиваясь к звукам. И вот в темноте наметились два передних фонаря локомотива. Поезд очень медленно, почти с закрытыми парами, входил на виадук. Стало жутко: за спиной каждого юнкера была пустота; малейшего движения лошади могло быть достаточно, чтобы свалить его в пропасть. Нервы напряглись до крайности. Локомотив, шипя и вздыхая, проходил, почти касаясь крупов лошадей. При слабом свете фонарей было видно, как конь косил глазами назад. В руках отдавалась дрожь, пробегавшая по всему его телу… Время тянулось бесконечно, пока проходили один за другими вагоны длинного санитарного поезда, но все окончилось благополучно. Поезд прошел, все оказались целы и невредимы.

Дальнейшее продвижение разъезда стало совершенно невозможным и из-за новых встречных поездов, и из-за еще большей плотности толпы на полотне. В конце концов, войсковой старшина Свешников повернул разъезд назад. Так, не выполнив задания, перед самым рассветом, мы вернулись обратно под непрекращавшимся дождем.

* * *

С раннего утра загремел артиллерийский бой. К звукам его присоединились гул и грохот разрывов впереди, со стороны Тонельной. Мы продвигались вперед в кольце огня. Местность окутывал туман и низко нависшие облака.

Сотня, оставив полотно железной дороги, стала подниматься наверх. Что происходило кругом, никто из юнкеров, конечно, не понимал, но шедшие и ехавшие в том же направлении люди заметно торопились и нервничали.

Где-то уже очень высоко сотня вошла в зону боя. Впрочем, боя как такового не было, но зато в пространстве, которое пересекали юнкера, справа налево и слева направо гудели, свистели снаряды и рвались с разных сторон, отдаваясь многократным эхом в горах. Справа, на сравнительно ровном месте, наметилась мельница. Там стоял разъезд от нашего училища, наблюдавший за ходом боя и оберегавший дорогу. Пули свистели роем с этой стороны. Юнкера тронулись рысью, проходя обстреливаемый участок. Потом сотня начала вытягиваться по одному за проводником, который повел ее в сторону по узкой тропинке.

Туман стал еще гуще. Тропинка спускалась по горному отрогу прямо по скалам. Справа и слева дымилась бездна. Было приказано предоставить себя лошади и только внимательно следить за нею. Мое сердце сжалось, когда мелькнула мысль о том, что седло уже раз съехало под живот лошади. Конь осторожно шел, нащупывая ногами мокрые камни. Вдруг стало быстро светлеть, и потом сразу вдали открылось свинцовое море, слева – уходящие ввысь дикие утесы, справа – сбегающие вниз холмы. Перед нами лежал крутой склон. Еще ниже, у подножия его и дальше вдоль моря, виднелись постройки Новороссийска. На рейде вырисовывались военные корабли и пароходы. Один громадный английский броненосец, повернувшись бортом к Тонельной, стрелял. Из его орудий вылетало пламя, слышался тяжелый грохот выстрела, и, набирая высоту, над нашими головами шуршали снаряды. Английские корабли прикрывали отход Белой армии и обстреливали красных, подходивших к Тонельной.