Допетровская Русь

Бояре всегда рядом с князем, во все радостные и грустные минуты его жизни. Князь слушает их, думает с ними «добрую думу, кая пошла бы на добро»; князь знает, что его бояре хотят ему добра, ищут, как бы ему «безбедно прожити»; они служили еще отцу его, знают, что посоветовать князю, чтобы ему «княжити на добро христианом малым и великим».

Заболев тяжко, князь велит писать духовную. Кругом него собираются бояре; с ними он всю жизнь «веселился и скорбел, отчину соблюдал и укреплял», они же должны присутствовать при его смертном часе. В своей душевной грамоте князь описывает весь заведенный им порядок и завещает детям поддерживать его. Его сотрудники, бояре, лучше всех знали, чего хотел князь, к ним обращал умирающий и свое последнее слово, заклиная их служить вдове своей и детям. «Припомните, – писал князь, обращаясь к боярам, – на чем вы дали мне слово некогда: положить головы свои, служа мне и детям моим; и вы, братия моя бояре, послужите им от всего сердца, в скорби не оставьте их, напоминайте им, чтобы жили в любви и княжили, как я в грамоте душевной указал им, как разделил между ними свою вотчину».

Каждое утро, после обычных молений и завтрака, князь выходил зимой в обширные сени своего дома, а летом на крыльцо или просто на двор. На разостланную медвежью шкуру, охотничий трофей князя, служители ставили скамью или «стуло», т. е. кресло, и князь садился, окруженный своими родственниками и приближенными, готовый встретить и рассудить всех, имевших к нему дело и надобность. Здесь присутствует и духовник князя, с которым он совершал утренние молитвы, и дьячок, который пел и читал молитвословия, а теперь с пером за ухом и чернильницей на шее, с пуком бумаги под рукой, готов вести все несложное канцелярское дело удельного государствования и хозяйства.

На княжеский двор собирались начальники всех «путей» – у каждого было что доложить князю, спросить верховного распоряжения или одобрения собственных распоряжений. Набиралось много и посторонних просителей. Не поладившие с дворецким крестьяне, хотевшие снять землю в дворцовых угодьях, били челом князю, чтобы он оброку сбавил; погорельцы-крестьяне приходили просить помочи; потерпевшие неудачу в хозяйстве от града, засухи или мороза, со слезами, земно кланяясь, просили самого князя повременить спрашивать с них оброки; недовольные судом наместников и волостелей шли тоже на княжеский двор и молили суда правого и милостивого.

Князь, по мере возможности, тут же удовлетворял все просьбы, «поговоря» с теми из своих советников-слуг, которые по своей должности или опыту ближе стояли к данному делу. Такой совет князя по какому-либо более или менее важному делу с несколькими из своих бояр и был думой князя с его боярами. Ни князь ни бояре не настаивали на том, чтобы все они, сколько их есть налицо при дворе, присутствовали при решении повседневных дел, возникавших в уделе. Князь властен и один разрешить всякое дело; но он предпочитает позвать двух-трех бояр, которым, по его мнению, ближе других это дело ведомо, и решает, поговорив с ними; имена этих бояр прописываются в самом решении вместе с именем дьяка, писавшего грамоту, если только она дается. Умрет князь, давший грамоту, и владелец ее станет просить подтверждения ее у нового князя, или, если даже при жизни первого князя его наместники нарочно или нечаянно нарушат те права, которые дает грамота ее владельцу, – на кого тогда сослаться потерпевшему в своей жалобе, как не на лиц, подписавших грамоту? Сам князь руки к грамотам не прикладывает, это и не повелось, да и писать-то он, случалось, не умел, «книгам не учен беаше», а только «книги духовные в сердце своем имяше». Если нельзя было решить дело немедленно, требовались справки, свидетели, бумаги, то князь назначал срок, к которому жалобщик должен был представить все доказательства справедливости своей жалобы.

Много самых разных и неожиданных дел приходилось разрешать князю каждый день. В больших великих княжениях таких дел набиралось столько, что одному человеку выслушать их и порешить не было никакой возможности; тогда князь великий «приказывал» целые распорядки дел кому-либо из своих приближенных. Возникал «приказ» такого-то боярина или дьяка, куда жалобщиков и направляли. В приказе решали дело окончательно, но все-таки «доложа» великому князю. Дьяки докладывали боярам текущие дела по ведомству каждого и писали грамоты; у каждого дьяка были свои «ларцы» для хранения судных списков и других грамот.