Дорога к свободе

– Костик, – Дима вскинул бровь и криво улыбнулся. Именно этими жестами Константин Коэн всю оставшуюся жизнь будет выражать эмоции: радость, презрение, обиду, интерес… А в тот день привычка брата Костю только раздражала. – Точно не хочешь покататься? Мы с ребятами собрались на речку. Там и девчонки будут. Маринка, – уточнил Дима с усмешкой, прекрасно зная: Косте нравится брюнетка-хохотушка. – Тебе скоро восемнадцать, она, наверное, подарок приготовила… – Брат поиграл бровями.

Заманчивое предложение – день выдался теплый, солнечный, а на речке прохладно и пейзажи красивые… Но беспокойство помешало положительному ответу. Костя, после смерти родителей, всего боялся. В итоге он отрицательно покачал головой, лелея плохое предчувствие.

– Не хочу и тебе не советую, – упрямо заявил Костя. – Давай лучше пройдемся пешком? Я расскажу о идеях насчет твоего портрета. И я нарисовал Марину! Показать?

Дима – единственный в окружении Кости интересовался его увлечением и не считал рисование бесперспективной тратой времени, хотя мало понимал в искусстве. В школе над юным художником лишь посмеивались: «Кому нужны твои картинки, Самойлов, лучше бы маляром пошел работать!»

– Вечером расскажешь и покажешь, – улыбнулся Дима и вновь вскинув темную бровь. – Ну, не хочешь, как хочешь. Иди, рисуй. А я буду осторожен. Я тебя никогда не оставлю, Кость. Никогда.

Дождавшись от брата неуверенного кивка, Дмитрий Самойлов выехал со двора. Из магнитолы «Девятки» раздались первые аккорды песни Bon Jovi «Someday I'll Be Saturday Night».

Теплая улыбка была последней в жизни девятнадцатилетнего Димы. И видел эту улыбку – его младший брат.

Москва, наши дни

Яна

Последний этаж. Чердак. На лифте не доехать – пришлось подниматься по старой лестнице, которая скрипела под напором моих каблуков, грозясь в любую секунду обвалиться. Не могу поверить: неужели Костя здесь живет?

– Прошу, – Константин остановился на последней ступеньке и указал на большую, почти во всю стену дверь из поржавевшего металла.

– И тут ты поселился? – недоверчиво уточнила я.

– Ага, – Коэн вставил ключ в замочную скважину, повернул несколько раз и потянул дверь в сторону: та с жутким грохотом откатилась, позволяя войти в помещение. – Нашел укромное местечко.

Он включил свет – и я потеряла дар речи. Мастерская художника!

Стены покрыты серой краской, пол – деревянный. Слева от входа расположена кухня, без перегородок она соединялась со спальней и была обставлена скудно – пара столешниц, барная стойка, табуреты, плита и холодильник. Две двери (наверняка вели в ванную и на крышу), а огромный матрас на полу заменил кровать. Разбросаны вещи: холсты, кисточки, альбомные листы, палитры, одежда, бутылки, комиксы, блокноты. На тумбочках я увидела фотографии в рамках, раритетный проигрыватель и внушительную коллекцию пластинок группы Bon Jovi.

– Моя гордость, – Константин заметил, что я разглядывала пластинки. Он робко спросил: – Ты не разочарована? Я не ждал гостей, мне обычно незачем прибираться… – Он начал собирать в кучу носки, хрустеть альбомными листами и греметь бутылками.

– Это доказывает, что у тебя не было плана заманить меня сюда.

Константин рассмеялся и скинул куртку на край застеленного пледом матраса-кровати. Я последовала его примеру и тоже положила туда свою косуху – ни прихожей, ни вешалок в квартире Коэна не наблюдалось.

Пахло красками и совсем чуть-чуть – сигаретным дымом. Костя направился к холодильнику и достал две бутылки слабоалкогольного пива. Мы чокнулись, выпили.

– К-хм, – прокашлялся Константин, разглядывая бутылку.

Если в нашем молчании и была неловкость, то я ее не ощутила. А трепет, предвкушение и чувство спокойствия рядом с художником растеклось по моим венам вместе с напитком. Костя отошел в ванную, а я, поставив бутылку на тумбочку, прогуливалась по огромной квартире.

Вскоре моим вниманием завладела фотография в рамке: мужчина и женщина лет двадцати пяти на Красной площади. Наверное, родители Кости. У мужчины такая же кривоватая, но обаятельная улыбка, как у Коэна, а у женщины – светлые волнистые локоны. На другой фотографии я рассмотрела Костю, на вид ему было не больше пятнадцати, хотя сейчас он выглядел также, только стал выше и в глазах появилась уверенность. Рядом с Костей стоял темноволосый парень, явно старше. Его физической форме позавидовал бы мой друг Иван. Сперва я решила, это друг Константина, но улыбка брюнета… слегка кривоватая, левый уголок выше. Он?..

– Что ты делаешь? – в голосе Константина сквозило напряжение.

Хотелось рассмотреть фото поближе, и я застыла, вытянув руку.

– Прости.

Костя подошел к тумбочке, взял фотографию и долго смотрел на изображение, спрятанное за пыльным стеклом. Я боялась дышать, ожидая криков и ругани. Я это заслужила. Но Костя ответил тихо: