Дорога на Ай-Петри

Запомнились ему те майские праздники! Всю неделю дома просидел, никуда не ходил, даже в магазин, отговариваясь тем, что устал и хочет отдохнуть. Хотя истинной причиной была она, Маринка. Не желал, даже случайно, встретить ее. Не хотел, чтобы соседки пальцами тыкали, посмеивались, вот, мол, ни с чем наш студент остался. А мать, не подозревая причины его домоседства, только рада была, что он все время дома. Была на удивление разговорчивой, чего за ней раньше не водилось. Как будто чувствовала, что недолго ей жить осталось. Что-то рассказывала, что-то объясняла, как будто спешила передать и воспоминания свои и какой-то жизненный опыт. Но, занятый собственными переживаниями, он не очень-то вслушивался в ее речи. Поступок Марины был необъясним, ставил его в тупик. Как такое могло произойти? Ведь они даже не ссорились. Он был уязвлен до глубины души. Как ни крути, получалось, что она предпочла ему, студенту, уже почти инженеру, человеку с высшим образованием, Тольку-тракториста!

«Ничего странного, – сказала мама, когда он, изнывая от беспомощного возмущения, все-таки выразил мимоходом свое удивление по поводу ее скоропалительного замужества. – Ты, вон, в аспирантуру метишь, дальше учиться хочешь, а ей гнездо вить надо, детей рожать». В большинстве своем деревенские девушки выходят замуж рано. И все-таки что-то было не так во всем этом, чудилось ему, что была еще какая-то причина в этой спешке. Мама качала головой, вздыхала, как ему казалось, жалея его – ну, что тут непонятного? «Женский век короток. Это тебе спешить некуда, мужчина и в сорок лет жених. Ты же сюда возвращаться не собирался?» Стать учителем физики в деревенской школе, когда забрезжил ничтожный, но все-таки, шанс остаться работать на кафедре? Ну нет! «Чего ж ей было ждать, время попусту терять? – пожала мама плечами. – Оно и к лучшему, – сказала. – Не пара вы с ней. Ты у меня умница, а ее только на медучилище и хватило». «В школе она хорошо училась, – слабо возразил Валентин. – Ты же знаешь, она из-за родителей в институт не пошла, они старые и она у них одна». «Ты у меня тоже один, но держать детей возле себя на привязи, большой эгоизм, – не согласилась с его доводом мама. – Дети должны дальше родителей идти, а главное, не их жизнь повторять, а свою строить. А какое в нашей деревне будущее? Одно и то же из века в век. Встань ни свет, ни заря, печь истопи, есть приготовь, со скотиной управься, потом на работу беги, с работы придешь, тоже у телевизора не расслабишься, как городские, хозяйство внимания требует». Она была, как всегда, права – права во всем права. Вернуться он не мог. И взять Марину в тот момент в город не мог, некуда. Да и не знал еще, где окажется после университета. Полагался на время – время все расставит по местам. Надеялся смутно, что в нужный момент все как-то само собой устроится. Вот и устроилось. «Что случилось, то случилось, назад не воротить, – вздохнула мама. – А жить дальше надо. Ты сейчас думай, как на кафедре остаться. Ты же не Толик, чтобы в навозе до конца своих дней копаться, вон, математик наш говорит, мозги у тебя золотые. Пробивайся в науку».

В последний день за полчаса до отъезда он все-таки увидел Марину – в медпункте. Стоя у окна в белом халате она смотрела на него сквозь стекло. Но он даже махнуть ей не мог, руки, как всегда при отъезде, были сумками заняты. Да и чего было махать после того, как она с ним так поступила? Он гневно отвернулся.

Давний и, казалось, уже позабытый, тот день начал проявляться вдруг в памяти во всех своих подробностях. Помнил, как шли с мамой к клубу, где останавливался автобус, помнил даже то, что в тот день изо всей деревни он один уезжал на станцию вечерним рейсом. Помнил стылый ветер и как от влажного воздуха ныли-гудели провода. И острое чувство неприкаянности, беспокойства и глубокого одиночества, давившее его в тот приезд, припомнилось. Тоскливо в деревне в такую дождливую ветреную непогоду. На улицах ни души. Народ отходил после длинных майских праздников сидя по домам. Хотелось уехать и уехать как можно скорее. Мысли о шумных улицах, залитых светом, о том, что он скоро снова окажется в толпе, зашагает к станции метро, подчиняясь общему людскому потоку, заживет своей обычной студенческой жизнью, приносили облегчение. В автобусе устроившись у окна, махнул маме рукой: иди, мол, домой, что стоять на ветру? Но она, конечно же, не ушла, переминалась с ноги на ногу, а рядом Дружок помахивал хвостом, задрав голову, тоже смотрел на него, пребывая в недоумении, – куда опять уезжаешь? Наконец, автобус тронулся, и мать, подняв руку, перекрестила его. Сделав круг у клуба, выехали на дорогу, и он снова увидел маму, уже идущую домой, она обернулась, снова помахала ему и снова перекрестила автобус, и его в этом автобусе.